138 
От Филомены он уехал с твердым убеждением, что в ближайшие восемь лет Тони Бера постарается снять из бидона юного Дезмонда как можно больше сливок. Но это уже преступление из разряда «беловоротничковых» — не его, Кармайна, забота.
— Как странно устроен мир, — сказал он Дездемоне по пути в ресторан морепродуктов. — Кто-то украдет у своей фирмы десять тысяч и попадет в тюрьму, а другой тащит миллионы, и все ему сходит с рук.
— Всегда выгоднее быть на вершине горы, чем у подножия. Кармайн, я так тебе благодарна за сегодняшний день! Волны, песок, ветер, играющий в волосах, прелестные деревни — настоящий рай!
— Зато у меня такое чувство, будто я что-то упустил, — проворчал Кармайн. — Эта парочка, может, не шпионы и убийцы, но уж точно не невинные овечки. Бера опутал Филомену и вдобавок совратил ее сына. Ублюдок на все горазд.
— Какая гадость! Заниматься любовью с женщиной и ее сыном! Она, конечно, не знает?
— Не знает, но начинает подозревать, что юному Дезмонду чересчур нравятся мужчины. Если бы ты видела мальчика, поняла бы, что опасность такого рода ему грозила в любом случае. Слишком красивый. Вероятно, это началось в школе, и Филомена винит себя.
— Ты считаешь, это в нем природная склонность?
— Определенно.
— Он женоподобный?
— Отнюдь! Твердый как кремень, суровый как утес.
«Фэрлейн» въехал на стоянку перед рестораном.
Дездемона отбросила переживания. Это не ее дело, хотя она тоже мать. Сегодня ничто не сможет омрачить ее счастье, думала она, заказывая салат из омара. Она спешила возвратиться из Лондона в Холломен, чтобы не пропустить благоприятный период для зачатия, иначе пришлось бы ждать следующего месяца. Джулиану скоро полгода; если она забеременеет сейчас, ему будет пятнадцать или шестнадцать месяцев, когда родится второй ребенок. Это нормально. Если будет мальчик, он успеет возмужать до того, как Джулиан покинет дом. Дети часто не ладят друг с другом, но при такой разнице в возрасте младший сможет дать отпор старшему.
Умиротворенная, Дездемона заснула, привалившись к плечу мужа, прежде чем они добрались до Провиденса. Это был замечательный день, но Кармайн надеялся, что ездить в Орлеан по делам ему больше не придется.
Глава тринадцатая
В понедельник Кармайну разрешили навестить Филипа Смита в больнице «Чабб-Холломен». По настоянию Кармайна Смита разместили в отдельной палате в конце коридора, подальше от пожарной лестницы. Палату напротив реквизировало полицейское управление. Охранники Смита могли там принять душ, выпить кофе и отдохнуть в удобных креслах во время перерывов. Каким-то образом комиссар добился того, чтобы счет оплачивало ФБР.
Палата Смита была завалена цветами. Теплый сиреневый цвет стен, мягкая мебель создавали почти домашний уют. Однако впечатление портила стерильная кровать с кучей ремней и блоков над ней — адская конструкция, на которой любой человек, независимо от его богатства и власти, кажется жалким и беспомощным.
Филип Смит выглядел старше своих шестидесяти лет: красивое лицо осунулось, серо-голубые глаза поблекли. Из-за переломов он не мог поворачиваться самостоятельно. Двигались только глаза. Как ни странно, сиделки рядом не было.
— Я вас уже несколько дней жду, — сказал Смит.
— Где ваша сиделка?
— Она идиотка! Я приказал ей сидеть на посту, пока не вызову. Я благодарен за помощь, когда в ней нуждаюсь, а навязчивость ненавижу: «Не хотите ли этого? Не желаете ли того?» Тьфу! Когда мне что-то понадобится, я скажу сам. При таких счетах обивка должна быть из итальянской лайки, — сказал он.
Кармайн сел в кресло, обитое сиреневым винилом.
— Чтобы какой-нибудь карапуз помочился на нее? Помилуйте!
— Верно. Оставим итальянскую кожу для залов заседаний и директорских кабинетов. Там, куда вы отправитесь, мистер Смит, не будет даже винила. Только пластмасса, сталь, жесткий матрас и бетонный пол.
— Чушь! Меня не станут судить.
— Холломен станет. Вас допрашивало ФБР?
— Бесконечно. Именно поэтому я жаждал видеть ваше лицо, капитан. В нем есть определенное романское благородство, которое у фэбээровцев начисто отсутствует. Наверное, единственный, кто не примчался ради меня из Вашингтона, — это сам Джордж Эдгар Гувер, но я не много потерял — он, говорят, толстый и обрюзгший.
— Внешность бывает обманчива. Вам предъявили обвинение?
138 
