59 
После паузы маркиз продолжил:
— Я страстно захотел жениться на ней. Мой отец и герцог очень обрадовались. Я чувствовал, что только для меня открываются врата небесные.
Неома молчала.
— Мы поженились в Нортумберленде, а на пути к Ситу останавливались и гостили у друзей.
На мгновение маркиз взглянул на Неому, но сразу же отвернулся и продолжал:
— Нет необходимости говорить, что из-за войны мы не смогли поехать за границу и провести там свой медовый месяц. Но я пообещал Люсиль, что сразу же после поражения Наполеона отвезу ее в Венецию.
Неома подумала, что оказаться с маркизом в Венеции было бы для нее настоящим раем. Но разве может она о подобном думать? Однако слушать маркиза, как он говорит о своих чувствах к другой женщине, было мукой.
— Наконец мы остановились в Лондоне. До Сита было уже недалеко. Люсиль потребовала купить ей большое количество драгоценностей, что я и сделал с удовольствием. Однако ее запросы были безграничны. Но что не сделаешь для любимого человека?
Неома вспомнила о бриллиантовом ожерелье, которое маркиз хотел ей подарить, однако в тот момент он сделал это по другой причине, а не потому, что любил ее.
— Когда мы приехали в Сит, я захотел многое показать ей из того, что теперь принадлежало нам двоим.
Слезы наворачивались на глаза Неомы. Она представила, как маркиз и его любимая женщина скачут на лошадях, и вспомнила, как ранним солнечным утром они с маркизом так же мчались по окрестностям Сита.
— Спустя два дня после приезда в Сит, — продолжал маркиз, — Люсиль сбежала.
Маркиз встал, как будто стоя ему было легче об этом говорить.
— Сбежала?.. — удивленно произнесла Неома.
— Она оставила мне записку, — сказал маркиз, — в которой сообщала, что уходит к мужчине, которого всегда любила, но, поскольку у него мало денег, она решила взять то, что по праву заработала, выслушивая мои детские, бредовые признания в любви, в то время как ее сердце тосковало по другому.
— Но… как же такое… возможно!
— Она взяла с собой все, что я ей подарил, и кое-что помимо подарков: некоторые фамильные драгоценности, миниатюры из салонов, табакерки, инкрустированные бриллиантами, и многое другое.
— Какая жестокость! Как это ужасно!
— Сначала я не верил своим глазам. Я не верил, что все это произошло наяву. Но когда приехал мой отец и узнал о произошедшем, он приказал мне отправиться в Ирландию за Люсиль и привезти ее обратно.
Маркиз поджал губы, прежде чем продолжить свой рассказ:
— Я понял, что отцу известно намного больше, чем мне. Позже он рассказал мне, что Люсиль влюблена в одного ирландского пэра, у которого за душой нет ни гроша. Он являлся дальним родственником герцога, и когда встал вопрос о замужестве Люсиль, то его прогнали из замка.
— Выходит, ваш отец знал, что она любит другого… когда договаривался о женитьбе?
— Герцог тоже все знал, — сурово добавил маркиз, — именно он и рассказал отцу, как обстояло дело. И все же они решили, что подобное обстоятельство не помешает свадьбе.
— Как это жестоко! Как низко!
— И унизительно. Я сказал отцу, что не собираюсь ехать за ней и вообще когда-либо видеть ее.
— И что же он ответил?
— Тогда он сам отправился в Ирландию, вызвал на дуэль графа, серьезно ранив его.
Неома вздохнула, а маркиз продолжал рассказ:
— Затем отец насильно привез Люсиль обратно в Сит, приказав нам примириться и жить, как подобает мужу и жене.
Воцарившееся молчание нарушила Неома:
— И что же вы сделали?
— Я ничего не стал делать, — ответил маркиз. — При первой же возможности Люсиль опять сбежала, только на этот раз она уже не оставила никакой записки.
Маркиз опять замолчал, прежде чем продолжить рассказ.
— Ее желание быть рядом с любимым человеком стало для нее роковым. Она так спешила, что села на первый попавшийся корабль. Рыболовное судно оказалось непрочным и, пересекая Ирландское море, затонуло во время шторма.
— Что же… было потом… с вами?
— Трудно описать, что я чувствовал в то время. Кроме ненависти ко всем, кто имел отношение к этому нелепому фарсу, я испытывал горечь и унижение. В результате у моего отца случился удар, и через год он умер.
Маркиз стоял и смотрел в окно, но казалось, он ничего не видит.
— Все, что произошло, заставило меня не только возненавидеть женщину, которая была моей женой и которую я страстно полюбил, как только мог полюбить юноша, но и возненавидеть отца за то, что он все знал и не предотвратил этого. Я думаю, герцог и мой отец были ярыми сторонниками отмирающей традиции, когда «голубая кровь» должна смешиваться только с «голубой кровью», ничего, кроме продолжения знатного рода, их не интересовало.
59 
