очень нудно 
40 
Она обошла церковь и двинулась к дому напрямик, через поля. Уже подходя к Аббатству, Мона вспомнила, что собиралась зайти к Линн Арчер.
Почти каждый день она заходила к ней справиться о здоровье Джерри. Малыш поправлялся, хотя два дня его лихорадило и до сих пор он был еще слаб от шока и потери крови.
Она постучала в дверь сторожки и услышала голос Линн:
— Входите!
Линн была одна: она сидела у окна за письменным столом, перед стопкой чистых листов.
— Я вам не помешала? — спросила Мона.
— Нет, — отозвалась Линн. — Заходите. Пытаюсь писать, но не могу. Почему я не выбрала какую-нибудь другую профессию? Даже полы мыть легче, чем сидеть с карандашом в руке и тупо таращиться на чистый белый лист!
— А где дети? — спросила Мона.
— Ваша няня — она просто ангел! — увела их гулять, — ответила Линн. — Утром заходила ваша матушка и заметила, что у меня усталый вид; а после обеда пришла няня и увезла младших в коляске, а Джона на трехколесном велосипеде. Хотела бы я, чтобы у нас была такая няня! У меня ребятишки вечно вопят и дерутся, а она в две минуты их успокоила, натянула на них курточки, рейтузы, строго-настрого приказала не снимать перчаток, — и я вздохнуть не успела, как они уже скрылись из виду. Чувствую себя свободной женщиной! Но писать по-прежнему не могу.
— Отчего же? — спросила Мона.
— Все из-за того, что вокруг деревня! — с жестом отчаяния ответила Линн. — Понимаю, звучит глупо, но я всю жизнь прожила в большом городе, привыкла к шуму, движению, веселью, суете… А когда вокруг тихо и ничего не происходит, писать не получается. Мне не раз говорили: «Линн Арчер, вам стоит уехать на полгодика в деревню — там, в тишине и покое, вы напишете великолепную книгу!» Я и сама так думала, пока не переехала сюда. И что же? Оказалось, все мое творчество замешано на вечеринках и коктейлях, а если вокруг ничего интересного нет, я и текст для почтовой открытки составить не в силах!
— Да, не повезло вам, — заметила Мона.
— Не повезло? Да я просто в отчаянии, — ответила Линн. — Хотите сигарету? — Она встала и пересекла комнату — стройная энергичная женщина в синих домашних брюках и вишневом свитере. — Я вас не утомляю своими жалобами?
— Что вы! — ответила Мона. — Как говорится, приятно послушать о чужих несчастьях, чтобы отвлечься от собственных. Пожалуйста, продолжайте.
— В моей собственной истории ничего увлекательного нет, — сказала Линн. — Случись мне написать книгу о себе, читатели умерли бы от скуки, а единственным покупателем нового романа стала бы моя матушка. Весь сюжет состоял бы из одного слова, чертовски распространенного в английской лексике, — самого отвратительного слова на свете!
— Какого же? — спросила Мона.
— «Долги», — ответила Линн. — Долги, долги, долги! Мы с Биллом по уши в долгах. Только нам показалось, что вот-вот расплатимся, как фрицы разбомбили наш лондонский дом и пришлось залезать в новые долги, чтобы как-то наладить жизнь заново. Подозреваю, что в долг нас и похоронят. Впрочем, если Билл получит повышение, можно надеяться, что через пару лет расплатимся, но ведь все это время нам еще нужно что-то есть!
— А чтобы кормить семью, вам надо писать?
— Вот именно. А я не могу! Не могу, и все! Невозможно. Сегодня утром пришло письмо от издателя — просит прислать ему развернутый план романа. Развернутый план! А я еще и сюжета не знаю! И где в этой дыре найти сюжет? О чем писать — о любви двух кабачков на грядке? О том, как огурец отбил у помидора его помидорку? Говорю вам, я погибаю!
— Глупости! — решительно сказала Мона. — Не верю, что мастерство писателя полностью зависит от внешних впечатлений. Ведь ваш талант остался при вас! Все, что вам нужно, — проникнуться здешней атмосферой.
— Как у вас все просто! — саркастически ответила Линн. — Да знаете ли вы, что я тут несколько месяцев души живой не видела, кроме вашей матушки (она у вас ангел, конечно), вас и доктора Хаулетта? Билл ночует дома три-четыре раза в неделю, все остальное время он занят на аэродроме. Сослуживцев своих к нам приглашает очень редко — все они сильно заняты по службе. А когда приглашает, нам практически нечем их угостить. Это, впрочем, не так уж важно — было бы о чем писать! Но проблема в том, что никаких идей они мне не подают. Все молодые ребята, такие простые, смелые, честные, открытые… словом, такие хорошие люди, что и сказать о них нечего!
40 
