43 
Но сейчас не самый подходящий момент для признаний.
— Знаешь… — тихо заговорил он, — что бы ни рассказал тебе отец, что бы он ни сделал, ничто не бывает только черным или только белым, есть еще серые зоны, которые…
— Только не надо! — перебила его Нина. — Он и тебе промыл мозги? — продолжала она насмешливо. — И конечно же он рассказал тебе достаточно деталей, оправдывающих то, что он сделал.
— Он ничего мне не рассказал, Нина, и не оправдывался, — угрюмо ответил Рейф.
— Потому что ему нет оправданий! — Ее темно-зеленые глаза блестели. В ее броне появилась первая трещинка, но Нина взяла себя в руки и выпрямила спину. — Нет никакого оправдания тому, что он сделал, — спокойно повторила она.
— Он очень любит тебя и просто хотел защитить.
— Он всю мою жизнь защищал меня от самой жизни! — Ее бледные щеки раскраснелись.
— Да, так и есть, — спокойно согласился Рейф. — И возможно, он был не прав.
— Возможно? — Она принялась беспокойно ходить по кабинету. — Никаких «возможно»! — Ее глаза гневно блестели. — Очевидно, он что-то рассказал тебе, Рейф, — пренебрежительно бросила она, — и тебе стало жаль его.
— Дело не в жалости.
— Разве нет? — огрызнулась она. — Что ж, можешь поверить, мне совсем не жаль его после того, что, как оказалось, он скрывал от меня все эти годы.
Рейф внимательно вгляделся в ее лицо: на щеках блестели слезы, а значит, страдания отца тронули ее вопреки ее словам.
— Ты сейчас сама не своя, Нина, — тихо увещевал ее он. — Ты любишь своего отца, и в тебе нет этой жестокости, ни по отношению к нему, ни к кому-то другому.
Она снова горько рассмеялась:
— Да что ты знаешь обо мне, Рейф? То, что я люблю, когда ты меня трогаешь? Что мне было так хорошо с тобой в субботу, когда я позволила тебе затащить меня в ту кладовку со швабрами, чтобы ты мог ласкать меня? — Она с отвращением покачала головой. — Мы просто занимались сексом. Ты ничего не знаешь обо мне.
— Замолчи, — тихо предостерег ее Рейф, зная, что она может наговорить лишнего. — Ты пришла сюда сегодня, Нина, — напомнил он, держа руки по швам, чтобы не броситься к ней и не обнять ее. — Как бы ты ни оправдывалась за это перед собой, ты пришла, черт возьми!
Да, пришла. Принимая душ в номере гостиницы этим утром, Нина убедила себя в том, что увидится с Рейфом только потому, что хочет принять предложение спроектировать витрины для галерей «Архангел». Она пыталась поверить, что получить эту работу для нее важнее, чем сохранить собственную гордость.
Теперь, находясь здесь, в его кабинете, Нина не была до конца уверена в том, что была честна, даже с самой собой.
Рядом с Рейфом ей было спокойно. В нем была некая сила, которая словно бальзам успокаивала ее расшатанные нервы. Нине было необходимо побыть с тем, кто, по крайней мере, хотел ее, тем, кто мог хоть немного согреть ее; сейчас ее сердце было похоже на кубик льда.
Так что — да, она пришла к Рейфу, потому что ей было нужно… потому что она хотела быть с ним. Быть с тем мужчиной, в которого она влюблена.
За последние двое суток она думала не только о разговоре с отцом. Она и о Рейфе думала тоже. Очень много. О том, что для нее значили их отношения. О том, что она не просто хотела его, но он нравился ей. Она влюбилась в него.
Нельзя отрицать, что она желала его, но за прошедшую неделю Нина узнала, что за фасадом очаровательного весельчака скрывается более глубокий человек.
Рейф заботился галерее. Заботился о Нине.
И он трепетно любил свою семью. Эта любовь, как показал разговор с Майклом, была взаимной.
Сначала, как бы между прочим, серьезный старший брат захотел поговорить с Ниной о Рейфе наедине. Он рассказал, как много и с какой отдачей Рейф работает на благо галереи, да и такой продолжительный успех их предприятия во многом обуславливался новыми идеями и изменениями, которые предлагал Рейф.
Эта сторона его души уже бросалась в глаза Нине, как бы тщательно он ни старался ее спрятать. Ей было достаточно этого, чтобы влюбиться в него. Влюбиться безответно.
Она уверенно выпрямила спину:
— Я пришла только для того, чтобы показать тебе мои эскизы. Если, конечно, ты все еще хочешь на них взглянуть.
— Нина, мы не можем просто стоять и обсуждать твои эскизы как ни в чем не бывало.
— Почему же? — ледяным тоном поинтересовалась она.
— Нина…
— Что именно отец сказал тебе о нашем разговоре? — снова хрипло спросила она. — Насколько он доверился тебе, зная тебя лишь неделю?
43 
