От автора

Многие уникальные собрания картин, обосновавшиеся в старинных замках Великобритании, к счастью, все еще пребывают в целости и сохранности.

Коллекции, принадлежащие герцогам Букклеу, Девонширскому и Ратленду, можно причислить к лучшим в стране.

Картины кисти Ван Дейка в личных собраниях превосходны! Единственное чувство, какое охватывает настоящего ценителя живописи при взгляде на эти полотна, запечатлевшие мастерство живописца, изображавшего свои модели с поразительной психологической глубиной, — это восторг!

Ван Дейк родился в 1599 и умер в 1641 году, но его творческое наследие включает не одну сотню изумительно прекрасных произведений.

Карл I даровал художнику годовую пенсию в 200 фунтов, два дома и рыцарский титул. Ни один живописец не был достоин этого более, чем Ван Дейк.

Глава 1

1841 год

Яркое солнце, с утра победно воссиявшее на чистом утреннем небе, к обеду незаметно исчезло в небесной лазури. Ветер коварно надул серые тучки, и из них время от времени начинал сыпать мелкий надоедливый дождь — этакая водяная взвесь окутывала окрестность… А то вдруг внезапно срывался из облачной кутерьмы короткий жемчужный ливень, подсвеченный мигнувшим среди облаков солнечным глазом. Что тут сказать: в этом извечном соперничестве и есть постоянство английской погоды!

Но случалось, с небес извергались сильнейшие потоки дождя, которым было подвластно не только проникать людям за воротник, портя одежду, но и менять к счастью их судьбы…

То были первые годы правления королевы Виктории^[1].

В одном из поместий графства Девоншир, на юго-западе Англии, в старом имении Маунтсоррель, неподалеку от столицы графства города Эксетер, где-то в глубине большого внушительного строения хлопала от ветра неплотно прилегающая к оконной раме створка окна.

Особняк давным-давно своим видом взывал к тому, чтобы в нем был сделан ремонт — не беглый, поверхностный, а основательный. И чтобы за организацию работ взялась умелая рука добросовестного хозяина. Но таковой не было. Дом был отдан на откуп своей незавидной судьбе, английской погоде и нескольким живущим в этом хлипком прибежище людям, которым не под силу было привести жилище в порядок даже изнутри, не говоря о том, чтобы преобразить его как-либо снаружи.

К чести хозяев надо все же сказать, что без дела в этом доме никто не сидел.

Дочь владельца имения — Теодора — как раз вытирала в гостиной пыль, когда створка окна в очередной раз издала противный скрип и капризный хлопок, и следом раздался звук открывшейся и тут же захлопнувшейся двери. От сквозняка, пробежавшего по всем помещениям, створка строптиво подпрыгнула еще раз, будто хотела напомнить жильцам: не зевайте, дом вот-вот рухнет, сделайте что-нибудь, если мечтаете уцелеть сами и сохранить то, что есть у вас ценного в родных пенатах!

В гостиную, где Теодора привычно расправлялась с пылью заткнутыми за пояс передника несколькими влажными тряпками, вошел слуга Джим. Он поднял на Теодору честный, по-собачьи преданный взгляд — так спаниели смотрят на любимых хозяев, и бугристые лбы и висящие по сторонам уши усугубляют молитвенное выражение их умных мордашек. Вот так Джим и смотрел сейчас на Теодору: честно, почти благоговейно. И этот его взгляд говорил: нам отказали…

Джим был маленьким, жилистым, мало-помалу дряхлеющим человеком с седеющими висками. Но его преданность хозяевам с годами, казалось, только крепла — хотя куда уж больше… Могло ли быть что-нибудь крепче, надежнее, чем она? Джим вжился в окружающее его запустение и не помышлял уйти куда-то из этого места. Он, можно сказать, врос в него, как врастает растение в деревянную или каменную изгородь, проникая корнями так глубоко, как только может, и раскидывая по сторонам ветви, на которых вопреки испытаниям каждой весной набухают почки и вырастают нежные зеленые листья. Вот только впечатления торжества победы над обстоятельствами, какое производит выросший в иной каменной кладке цветок, в выражении лица Джима сейчас, когда он переступил порог комнаты, где Теодора боролась с пылью, не было.

— Все напрасно, мисс Теодора, — обреченно произнес Джим, дождавшись, когда Теодора, нагнувшись в три погибели, подойдет к нему ближе, ведя тряпкой вдоль плинтуса. — Он не даст нам больше никакой еды. То есть пока мы ему не выплатим все, что должны…

  1