очень нудно 
119 
– Я ценю твои усилия. Да, я так и думал. Не знаю, насколько далеко зашел Оливер. Слишком далеко. Нет, ты прав, возможно, я не смог бы его остановить. Да, я буду осторожен.
Он взглянул на лестницу, подумал о Лайле. Теперь у него есть множество причин быть осторожным.
– Ты очень помог мне. Я дам тебе знать, что из этого выйдет. Буду на связи.
Зазвонил домофон.
– Да, я обещаю. Позже.
Он сунул телефон в карман и поднял трубку домофона, чтобы впустить Киринова.
И задумался. Куда это все их заведет? Он не мог знать, но ветер наконец дул ему в спину.
Аш открыл дверь.
– Алекси. Рад вас видеть.
– Аш, я только что получила…
Лайла, начав сбегать по лестнице, остановилась.
– Алекси! Здравствуйте!
– Надеюсь, не помешал.
– Ни в коем случае. Принесу вам что-нибудь выпить.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Меня ждет жена.
– Давайте сядем, – предложил Аш.
– Мы не могли поговорить на похоронах Винни, – начал Киринов.
– Да, день был тяжелый.
– Пришло столько ваших родственников. Хорошо в тяжелые времена иметь рядом семью, – тихо вздохнул он. – У меня есть кое-какая информация.
Он полез в рюкзак и достал конверт в оберточной бумаге.
– Я тут набросал заметки, но хотел сказать, что говорил с несколькими коллегами, лучше разбирающимися в Фаберже и временах последних русских царей. Слухи циркулируют постоянно. Возможно, одно из утерянных яиц сейчас в Германии. Вполне разумная версия. Нацисты могли конфисковать его вместе с другими сокровищами. В Польше. На Украине. В Австрии. Но ничего достоверного.
– Одно яйцо в Нью-Йорке, – заметила Лайла, – одно в Италии, или будем надеяться, что в Италии.
– Да. Аштон сказал, что вы туда летите. Есть множество коллекций, публичных и частных. О некоторых нам вообще ничего не известно. Но в моих заметках есть несколько имен. Предположительных. Одно особенно выделяется.
Он подался вперед. Руки свободно висели между колен.
– Есть такой человек, Бэзил Вазин, который называет себя сыном великой княгини Анастасии, дочери Николая и Александры. Это было задолго до того, как точно доказали, что Анастасия была казнена вместе со всей семьей. После расстрела многие годы ходила легенда, что ей удалось сбежать.
– Да, был даже фильм, – вспомнила Лайла. – С Ингрид Бергман.
– Анна Андерсон, – подтвердил Киринов, – была самой известной самозванкой, но не единственной. Вазин тоже заявлял, что он сын Анастасии, и многие хотели этому верить. Он был очень красив, очень обаятелен и достаточно убедителен, чтобы жениться на богатой наследнице, Анне Марии Хафф, дальней родственнице королевы английской. Она начала собирать русское искусство ради мужа, как дань его семье. Среди экспонатов был и Фаберже. Ее заветным желанием было собрать потерянные Императорские яйца, но она так и не смогла сделать это, по крайней мере законным путем.
– Думаете, она могла приобрести хотя бы одно яйцо? – спросил Аш.
– Не могу сказать. Судя по всему, они жили роскошно, имели открытый дом, очень часто использовали ее королевское происхождение и его претензии на таковое.
– Тогда, если бы они приобрели хоть одно, наверняка бы известили всех.
– Да, но кто может сказать наверняка? У них был сын. Единственный ребенок, унаследовавший их собственность и деньги. Их коллекцию. И, судя по моим расследованиям, страсть к приобретению – и его сильно интересовали утерянные шедевры Фаберже.
– Но он должен знать, что претензии его отца на имя Романовых необоснованны. Я тоже провел кое-какие расследования, – заметил Аш. – Ее останки нашли, сделали анализ ДНК.
– Люди верят тому, во что хотят верить, – пробормотала Лайла. – Какой сын захочет верить тому, что его отец – лжец и обманщик? Там было много путаницы. И много причин, по которым женщинам хотелось выдавать себя именно за Анастасию или ее потомков. Новое русское правительство пыталось заключить мирный договор с Германией и заявляло, что девушки были переведены в безопасное место.
– Да-да, – закивал Киринов. – Для того чтобы скрыть жестокие убийства безоружных женщин и детей.
– Слухи пустили, чтобы скрыть убийства, потому что многие были уверены, что Анастасия выжила, но потом нашли могилу, – добавил Аш. – Однако наука не для всех что-то значит.
Нет, не для всех.
Он подумал об Оливере.
– Да, некоторые верят в то, чему хотят верить, – слегка улыбнулся Алекси. – И не придают значения науке или истории.
119 
