Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
85 
Гроза быстро пересказала унизительные замечания белых женщин и объяснила вспышку своего гнева.
— Я не могла сдержаться, мама. Я больше не могла перенести ни одного слова, исходившего из вонючего рта этой собаки!
Таня кивнула, от рассказа Грозы в ней самой закипел гнев.
— Ты правильно сделала, что защитила свою семью и друзей.
Повернувшись к белым женщинам, Таня спокойно, но внушительно произнесла:
— Моя дочь пересказала мне все, что вы говорили. Вы не могли ошибиться больше. Возможно, не вы можете научить нас чему-то, а мы вас. По крайней мере мы знаем, когда говорить, а когда держать язык за зубами. И может, вам будет полезно узнать, что, хоть наша жизнь и кажется вам не слишком приятной, так было не всегда. Когда-то мы были богатым народом, богатым землей и свободой. Когда-то вся эта земля, которую вы называете Америкой, принадлежала племенам, моему народу. Постепенно вы отнимали ее у нас, пока мы не остались с тем, что вы видите вокруг — самую жалкую землю, настолько бедную, что белые люди не захотели оставить ее себе.
Тем не менее мы не ищем вашей жалости, а тем более помощи, — продолжала Таня, и в словах ее прозвучала гордость. — Вы пришли, вы увидели, вы победили, — перефразировала она известное изречение, — и уничтожили большую часть того, что завоевали. Это вы заслуживаете жалости, потому что не знаете, как обращаться с тем, чем владеете. Настанет день, когда вы пожалеете о своей беспечности и недостатке уважения к земле. Я только надеюсь, что не доживу до этого дня, — не из-за вас, а чтобы не видеть, как окончательно умрет под вашими равнодушными руками земля.
— Возможно, вы и правы, — согласилась учительница, — но почему вы говорите так, словно принадлежите к этим людям? Совершенно очевидно, что вы такая же белая, как мы.
Таня покачала головой.
— Нет. Я шайеннка. Мои дети и внуки будут шайеннами. Мое сердце и душа принадлежат шайеннам. Это так, и будет так всегда.
— Чушь! — выкрикнула миссионерка Милдред. — Ты просто грязная скво дикаря — одержимая дьяволом, низкая шлюха!
Таня круто повернулась к изрыгавшей ругательства женщине, ее глаза полыхнули золотистым огнем. Гроза уже стояла перед миссионеркой, вытащив нож и угрожающе наставив его на обидчицу.
— Еще одно слово слетит с твоего грязного языка, и я отрежу его, — прорычала она, глаза ее сузились до щелочек. — Мне уже приходилось это делать, и я не колеблясь проделаю это снова — с гораздо большим удовольствием.
— А я затолкаю его в твою ненавистную глотку, пока ты не задохнешься, — мстительно добавила Таня, — вместе с твоим ханжеским христианством, которое ты оскверняешь каждым своим словом и действием.
Бледные и дрожащие, белые женщины медленно попятились. Милдред не отводила перепуганных глаз от ножа Грозы. Потом они повернулись и поспешили прочь.
— Правильно, Милдред! — насмешливо крикнула им вслед Гроза. — Беги и спрячься под тем камнем, откуда ты выползла, и никогда больше здесь не показывайся.
— Дикари! — услышали они голос одной из женщин.
Таня и Гроза переглянулись и рассмеялись.
— Да, дикари! — согласилась Таня, усмехнувшись. — Женщины из семьи Сэвиджей не дадут себя в обиду!
— Бабушка Рэчел знала, что делала, когда придумала для нас эту фамилию[1]! — согласилась Гроза. — Обидевший нас не уйдет безнаказанным!
И в эту минуту сердца Тани и Грозы наполнились гордостью и чувством верности семье. Но, кроме этого, две женщины почувствовали уважение друг к другу, осознали унаследованную честь племени и любовь к шайеннам, которые связали их вместе.
Глава 15
Гроза сидела на пороге своего вигвама и смотрела, как начинается гроза. Предваряя дождь, налетел ветер, сильный и порывистый. Молнии разрывали небо изломанными бело-голубыми линиями, гром ревел, как раненый медведь, сотрясая землю грохотом. Потом обрушился ливень, колотя по земле, как обезумевший барабанщик.
Сколько помнила себя Гроза, она всегда любила грозы. Может, оттого, что сама родилась во время одной из них, или оттого, что носила такое же имя, но непогода притягивала ее, завораживала своей вызывающей благоговейный страх мощью.
Вольный Ветер наблюдал за поглощенной созерцанием ливня Грозой. В этот вечер она была непохожа на себя. Возможно, только из-за грозы, которая так влияла на нее, но молодая женщина казалась такой… такой угрожающе сильной. Ветер понимал, что это не совсем подходящие слова, но только они и пришли ему на ум. Его жена как будто исполнилась спокойной силы, приобрела уверенность и в то же время осталась тихой и мирной. Что бы за этим ни стояло, но вглядывавшаяся в ночь Гроза показалась Ветру как никогда красивой и полной жизни.
85 
