очень нудно 
98 
В конце концов беременных женщин легкого поведения и молодую жену изгнали из деревни. Для них это означало верную гибель, потому что ни одно племя не приняло бы их и не помогло бы им. Не имея пищи, жилья и никаких средств к существованию, женщины должны были вскоре умереть. Они могли оставаться на территории резервации, но это служило слабым утешением. Придет зима, и в течение нескольких недель они погибнут от голода и холода.
Но и покинувших резервацию, их ждала та же участь. Только если бы им необыкновенно повезло и они нашли каких-нибудь белых, которые приютили их, женщины спаслись бы. Но даже и тогда была бы велика вероятность того, что несчастных ждали побои и плохое обращение, потому что белые всегда считали любого индейца ниже себя. Собаке жилось бы у белого лучше, чем индейцу.
Девушек из племени не изгнали, а отправили в вигвам «дурных» женщин. Там им предстояло провести всю жизнь, мучаясь от стыда, потому что ни один из шайеннов не взял бы их в жены. Для их семей они как бы умерли, их имена даже не вспоминали. Невинных младенцев, когда они родятся, усыновят другие семьи и вырастят их, как любых других детей племени, со всеми их правами и возможностями. В день вынесения приговора изгнанных женщин в присутствии всего племени отвели на край деревни и прогнали. Это был самый неприятный обычай племени, и Гроза с радостью осталась бы у себя, но она должна была присутствовать, как и любой другой житель деревни, за исключением падших женщин.
Никто из членов племени не смотрел в лицо изгоняемым, потому что их уже не считали за людей. По понятиям шайеннов, их уже словно не было в живых. Гроза мельком увидела залитое слезами лицо отвергнутой жены, и у нее сжалось сердце при мысли о том, что молодую женщину вынудили оставить маленького сына, всех и все, что она всегда знала и любила. Это казалось слишком высокой ценой за уступку необузданной похоти белого мужчины.
Глава 17
Уютно устроившись в объятиях мужа, прижавшись к нему всем своим гибким телом, Гроза спросила:
— Ты никогда не выгонишь меня, как выгнал свою жену Скользкий Бобер?
Ветер посмотрел в грустные янтарные глаза.
— Если ты будешь мне неверна, у меня не будет иного выбора, Летняя Гроза. Это будет единственный способ сохранить честь в глазах нашего народа, хотя я бы скорее вырвал свое сердце, чем потерял тебя. А почему ты задала такой вопрос?
— Сегодня мне до слез было жалко эту женщину, Вольный Ветер. Это не ее вина. Ее и так жестоко изнасиловали, а теперь еще и это наказание.
Ветер кивнул.
— Знаю, но никто ничего не мог сделать. Она была женой Скользкого Бобра, и решение принял он. Для него это тоже было нелегко.
— А если меня тоже изнасилуют? Ты поступишь так же? Ты заставишь меня покинуть сына, откажешься от меня?
Ветер убрал со щеки Грозы шелковистую прядь черных волос и с изумлением обнаружил, что она мокра от тихих слез.
— Я люблю тебя больше жизни, Летняя Гроза, до самозабвения. Если другой мужчина силой возьмет то, что принадлежит только мне одному, я воспылаю ненавистью, но не к тебе. Я не смогу ранить тебя больше, чем ты уже будешь обижена.
Гроза поцеловала его ладонь, лаская ее прикосновением губ.
— И что ты со мной сделаешь?
— Если должен будет родиться ребенок, я отошлю тебя прочь, до тех пор пока он не родится, потому что я не смогу видеть, как ты округляешься от семени другого мужчины. Когда ребенок родится, ты сможешь вернуться ко мне, но принять ребенка я не смогу. Пусть его усыновит другая семья, а с тебя я возьму клятву никогда не признавать его своим. Это покажется тебе слишком жестоким?
— Нет, Вольный Ветер. Это кажется мне очень справедливым. А если ребенка не будет, что тогда?
Ветер провел ладонью по прекрасному обнаженному телу своей жены.
— Я буду любить тебя, Летняя Гроза, потому что я не могу представить, что можно не любить тебя.
Гроза вздохнула, с удовольствием принимая ласки Ветра.
— И ты не станешь считать меня запятнанной?
— Никогда! — пообещал он и провел языком по чувствительной коже ее плеча. — Для меня ты всегда будешь совершенной.
Язык Ветра нашел маленькое ухо Грозы, и она вздрогнула от наслаждения.
— А ты будешь любить меня, если я растолстею и потеряю зубы? — хихикнула она, отталкивая мужа, чтобы он перестал щекотать ей ухо.
— Даже тогда, — пробормотал он.
98 
