17 
— Ну, такая милая особа, как вы, просто не может нуждаться в деньгах, — проговорила леди Флактон, и я заметила на себе ее взгляд, оценивающий мое пальто и юбку.
Тут вошла служанка и предложила распаковать мои вещи, посему леди Флактон, сообщив мне, что обед будет в восемь, а ванная комната находится за соседней дверью, оставила меня в одиночестве. Должна сказать, что ванная меня удивила. В доме Питера Флактона их было четыре. Я-то всегда считала, что ни в одном английском доме больше одной ванной комнаты не бывает и что таковая всегда заткнута в самый труднодоступный и холодный уголок дома, куда выстраивается длинная очередь. Ванная, которой я пользуюсь, оказалась копией нашей канадской: голубой кафель, душ и — что самое главное — вода действительно была горячей.
Пока служанка разбирала вещи, я на несколько мгновений выглянула в окно. И заметила на улице двух полисменов, мальчишку-посыльного, посвистывая проехавшего мимо на велосипеде, и стайку пухлых голубей, разгуливавших по мостовой в поисках пищи. Вокруг царили мир и покой, было невозможно представить, что эта страна находится в состоянии войны.
Я все обдумывала происшедшее и пыталась угадать, где могут находиться в данный момент секретные бумаги. Среди прочего Питер успел поведать мне, что, по мнению властей, люди, захватившие список сочувствующих нам в оккупированных странах, непременно попытаются переправить его в Германию.
Я решила, что пора выйти из дома и что-либо предпринять. Это было так по-английски, так досадно… переодеваться к обеду, спускаться по лестнице, сидеть за тремя переменами блюд — и это при продуктовых карточках, — когда необходимо срочно расследовать это преступление.
Впрочем, мои хозяева оказались людьми отважными — этого нельзя было не признать. Едва мы приступили к коктейлю, завыли сирены. Мне еще не приходилось слышать сигнал воздушной тревоги, и скажу, что подобное предупреждение — жуткий вопль губительницы-банши[3] — почти столь же ужасно, как сама бомбежка.
Однако никто как бы и не заметил опасности, все смеялись и переговаривались.
Я ощутила удар, затем другой… Комната дрогнула, задребезжал канделябр, но все продолжали беседу. Я затаила дыхание, и вдруг на уши обрушился звук ужасного взрыва! — невыносимый грохот.
Должно быть, я заметно побледнела, потому что Питер вдруг произнес:
— Простите, мисс Макдональд, я совсем забыл, что вам еще не приходилось присутствовать при налете. Не хотите ли спуститься в убежище? Мы-то люди огрубевшие и закаленные, иначе я сделал бы это предложение раньше.
— Нет, конечно же нет, я предпочту остаться с вами, — ответила я, надеясь, что мой голос не выдал мое волнение.
— Немецкие самолеты сейчас далеко отсюда, — успокоил меня Питер. — Весь этот шум производят наши орудия.
— Ах, так вот что это такое!
— Бедная мисс Макдональд, вижу, вы в ужасе, — посочувствовала мне Вили. — Мне тоже было страшно, когда я в первый раз попала под воздушный налет — но теперь…
Она пожала плечами.
Я видела, как ей хочется, чтобы я признала собственный испуг, но это только укрепило меня в решимости скрыть его любой ценой:
— Мне еще никогда не приходилось бояться чего бы то ни было. И никакому нацисту меня не испугать.
Я заметила, как Питер посмотрел на меня, и собственные слова вдруг показались мне претенциозными. Я вспомнила, что он пережил Дюнкерк, и в голову хлынули все жуткие истории, которые мне рассказывали об этой катастрофе.
Но был ли он тогда испуган, подумала я и в первый раз поняла, что отважный не тот, кто не ощущает страха, а тот, кто исполняет свое дело наперекор ему. Да, англичане умеют скрывать эмоции под невозмутимой миной, но, быть может, и у невозмутимости есть свои достоинства.
Несмотря на недолгий воздушный налет, я наслаждалась обедом. Еда была отменной, а Макс де Мейло лез из кожи, развлекая меня. Он вел себя весьма обходительно, и раз-другой мне показалось, что Питер Флактон с удивлением поглядывает на него после особо экстравагантного комплимента.
Это несколько раздражало меня, поскольку если уж кто и был откровенен в своих намерениях, так это Вили. Она была в платье, отделанном желтыми кружевами, делавшем ее похожей на небольшую курочку.
Она также и очаровывала, как я бы сказала, в весьма старомодной манере: строила глазки, надувала губки… а уж когда ходила! Не могу объяснить этого, но особа эта явно кошачьей породы, и мне следует внимательнее приглядывать за ней, потому что она совершенно не похожа на любую из моих знакомых.
17 
