Глава XIV

ЧЕТВЕРТЬ ПУТИ

Очередная лестница оказалась прямой, вела влево. И в этом Сварог не видел никакой системы — да и какой смысл был искать в происходящем систему, чем это могло помочь? Он шагал впереди тройки сподвижников, старательно прогоняя дурацкие мысли — начинало казаться, что никакого противника нет, что замок по неизвестным причинам пуст, что здесь больше нет хозяина, что остались только те самые слуги, действующие не по приказу, а согласно какому-то тупому инстинкту, раз и навсегда заложенной программе. Что они оказались внутри столь же тупого, не рассуждающего механизма, однажды пущенного в ход и способного вращаться вечность, — с этим механизмом невозможно вступить в переговоры, и победить, уничтожить его нельзя, не зная его уязвимых мест. Хотя, конечно же, уязвимые места есть у любого механизма — но как их отыскать?

Потом стало еще хуже: в голову назойливо лезли кадры из старого военного фильма времен его детства: орудия разбиты, живых почти и не осталось, контуженный телефонист, отрешившись от всего окружающего, глухой и слепой к внешнему миру, повторяет в трубку, как автомат:

— Мы все погибли здесь, выполняя приказ… Мы все погибли здесь, выполняя приказ…

Приказ отдал сам Сварог — ну, пусть не приказ отдал, предложение сделал, от которого никому отказаться не позволила честь, какая, собственно, разница? Тут другое: приказ это был или предложение, он шел с ними, и шансов у него, пожалуй, не больше, чем у остальных — неизвестно, кому что выпадет. Сугубо сухопутный вояка неожиданно для себя оказался в роли адмирала: есть старая морская пословица: «Генерал посылает в бой, а адмирал — ведет». В двадцатом столетии на Земле исключения из нее стали редчайшими — хотя на Таларе сплошь и рядом обстояло иначе, как на Земле в прежние века…

Дверь открывается бесшумно и легко. Они остановились на пороге. Сварогу уже крепенько опалило душу в этом замке, но сейчас он ощутил настоящее, неподдельное, нешуточное удивление: настолько это не походило на все, прежде виденное в этом абсурдном творении спятившего архитектора…

Большой прямоугольный зал. В глухой стене напротив, конечно же, дверь, а вот в двух боковых — по два стрельчатых окна, за которыми виднеется — с немаленькой высоты — алая снежная равнина. Огромный ковер во весь зал покрыт приятными для глаза ало-золотистыми узорами. Зал полон танцующих — дамы с незнакомыми высокими прическами, в пышных платьях незнакомого фасона до пола, кавалеры в столь же незнакомых роскошных нарядах. Неизвестно откуда звучит музыка — негромкая, мелодичная, приятная, девичий голос, чистый, высокий, нежный, выводит с надрывом, с несомненной грустью:

• — Алео траманте,
• беле аграманте,
• чедо каладанте,
• э виле…

Впечатление такое, словно играют клавесин и два виолона. Медленный, плавный танец чем-то напоминает менуэт, хотя и нет полного сходства — дамы и кавалеры движутся неторопливо, то протягивая друг другу руки так, что ладони соприкасаются, то отступают в разные стороны с поклонами и грациозными движениями рук от сердца к партнеру или партнерши и наоборот. Свет, льющийся неизвестно откуда, кажется колышущимся, чуть мерцающим, словно идет от множества свечей. Безмятежные улыбки на лицах, нежные, лукавые взгляды, никто не обращает внимания на вошедших, никто не отбрасывает тени, как и вошедшие…

Картина столь умиротворенная и красивая, что Сварог невольно расслабился, даже опустил руку с топором — но только на миг. Тут же опомнился, кинул быстрый взгляд вправо-влево, отметив с неудовольствием, что сподвижники тоже немного помягчели, даже у Шедариса на застывшем лице отразилась тень человеческих чувств. Скомандовал резко, даже грубо:

  86