21 
Итак, первые слишком восторженны, вторые страдают от недостатка доверия к миру, но в целом их заблуждения не столь удручающие, как взгляды третьих: что есть избранные и остальные (невежливые говорят «быдло», вежливые — «простые люди»).
Нет, понятно, что мы выделяем в отдельную категорию тех, кто наделён особыми талантами, исключительным уродством, психическими патологиями и гениальностью. Невозможно делать вид, что Сальвадор Дали, Григорий Перельман, Стивен Кинг, Чикатило, Эдит Пиаф и сестры Кривошляповы — такие же, как мы. Как говорил Кинг, тот, кто в детстве подтёр задницу ядовитым плющом, обречен на странную жизнь.
К сожалению, в существовании крохотной группы подлинных уникумов таится большой соблазн для недалеких душ. Они серьезно считают, что их тоже делает необычайными факт обожженной задницы или наличия небольших способностей.
Бывают анхумэны откровенно безумные, уверенные в том, что на свете есть только пяток избранных, что-то вроде «я, БГ, Хокинг, Путин и далай-лама». Это случай клинический, редкий и даже милый.
Более распространенная, а потому печальная форма, когда особенной назначается некая группа населения, выбранная по некоторому признаку. Мы, интеллигенты. Мы, писатели. Мы, средний класс. Люди с высшим образованием. Красивые люди. Творцы. Тонкие и понимающие. Живущие внутри Садового. Белоленточники/Колорады. Определённой веры или национальности. Да мало ли по какому социальному признаку можно объединиться, чтобы поднять свою значимость в собственных глазах. Это не плохо и даже терапевтично, если не сопровождается принижением остального человечества. Люди, причастные к какой-либо идее коллективного избранничества, хороши еще и тем, что их легко вычислить, поэтому сохранить дистанцию не составит особого труда. Буквально с пяти нот можно угадать, какая клавиша западает, и сбежать без потерь.
И есть совсем тяжёлый случай — «избранные по жизни», существующие в постоянном конфликте между завышенной самооценкой и жестокой правдой окружающего мира.
У них, допустим, есть парочка достоинств, которых в нашем суровом мире лишены 75 % человечества. IQ не 95, а 102. Или в сорок они выглядят лучше, чем одноклассники. Или заработали больше. Написали книжку. Были в двадцати странах. Переспали с полусотней женщин. Дочитали до конца «Улисса». Попали ненадолго в телевизор. Пили чай с Никитой Михалковым. Набрали пять тысяч читателей в соцсети. То есть ничего из ряда вон, но всё же не совсем все делали это. Здоровый человек даже не заметит таких побед, но тот, кто нуждается в постоянном подтверждении своей ценности, будет отчаянно за них цепляться. И, в конце концов, уверует, что он необыкновенный.
Вредно ли, если бедняга слегка успокоит нервы фантазиями? Увы, вредно, потому что он на этом не остановится. Исключительность его личности постепенно потребует исключительных прав и свобод. «Особенный» объявляет себя выше норм и обязательств.
«Нельзя требовать от такого человека, как я, чтобы он жил по обычным правилам» — и это они абсолютно серьёзно. Под «обычными правилами» может подразумеваться что угодно: зарабатывать деньги, соблюдать супружескую верность или элементарную вежливость, убирать в доме и отдавать долги.
И вместе с этим освобождением для себя будет расти небрежное отношение к окружающим. Такое ощущение, что он не уничтожает глухие заборы и запретительные таблички — нет, это как раз свойство гения, — он их отодвигает и загоняет туда ближних. Это близкие теперь с удвоенной силой должны зарабатывать, быть преданными, вежливыми, заботливыми и пунктуальными. Потому что они — обыкновенные. Он же оплачивает их усилия тем, что позволяет быть рядом.
Звучит, как история болезни, но вы не представляете, насколько короток путь от нормы до бреда собственной исключительности. Всего лишь раненое самолюбие, незначительный успех, легкая щекотка тщеславия — и вы там, на красивом холме, а внизу копошатся мелкие людишки.
И нет более позорного зрелища, чем очевидная со стороны несостоятельность амбициозного человека. Поэтому будьте какими угодно — восторженными, рациональными, неудобными, — но постарайтесь не быть жалкими.
Зверь, именуемый…
Одна женщина, которой я склонна доверять, рассказывала, что по маленькой писательской нужде проводила опрос среди взрослых сексуально активных мужчин. Таких, практически, мачо. Интересовалась, как они называют женскую грудь и задницу.
21 
