17 
И, помедлив, она пылко произнесла тоном едва ли не умоляющим, защищая несчастных преподавательниц:
— Они все были очень, очень хорошие! Но в приюте так трудно работать! Кто же пойдет туда? Детей же надо еще и воспитывать, а с ними просто нет сладу, с некоторыми особенно…
Тара с тревогой взглянула на мистера Фолкерка — сказать, не сказать? Сказать.
— Я сама учила младших, — поколебавшись, застенчиво прошептала она, — когда у меня было время. Но с малышами на руках, конечно, трудно думать о чем-то еще, кроме них…
— И вот тогда ты и рассказывала им сказки! — с улыбкой одобрительно кивнул мистер Фолкерк. Но какова эта Тара? И она еще рассуждает о смелости легендарных женщин из истории Англии! Да разве не отважна она сама, эта синеглазая хрупкая девочка, почти ребенок? — Наверняка все дети, и совсем малыши, и постарше, предпочитали твои чудесные сказки всему остальному…
— Да. Для них это было как самая большая награда, как праздник, — серьезно согласилась с ним Тара, и по ее лицу скользнула легкая тень улыбки, однако она вынуждена была подавить новый всхлип. — И позволяло… позволяло угомонить их… утихомирить… на какое-то время…
— Не сомневаюсь, — ласково промолвил мистер Фолкерк, не думая ее успокаивать, поскольку знал: когда успокаивают, эмоции обостряются, надо отвлекать того, кто безутешен, он должен начать думать о чем-то другом, и самое лучшее, что можно придумать для того, кто страдает, — это новые впечатления. А они у Тары уже начались, значит, скоро она успокоится, а пока пусть печали возьмут свое, в конце концов, вот так одним махом чувства не переменишь! — И все же я намерен добиваться того, чтобы к приюту прикрепили настоящих учителей, — как ни в чем не бывало делился он планами со своей спутницей намеренно деловито, рабочим, почти суровым тоном. — Как это было в прошлые годы.
— Вот будет здорово! — подхватила Тара, блестя глазами в мокрых ресницах. Влажные, ресницы ее были еще темнее. — Жаль, что пришлось уехать. Мне еще столькому хотелось бы научить малышей и многому выучиться самой!
— А много ли досталось на твою долю уроков с учителями? — все так же деловито спросил мистер Фолкерк.
— Не так уж много, — просто ответила Тара. — Но я старалась запомнить всё, что слышала, и потом обдумать. Вот и священник наш, преподобный Тэлмидж, был очень добр ко мне, я его очень внимательно слушала и всегда задавала ему вопросы. Он на все на них отвечал. Но он умер. Уже год назад… В начале прошлого лета. День был очень холодный, дождливый, дул сильный ветер…
По тому, как всё это было сказано, мистер Фолкерк понял, что в глубине души она до сих пор оплакивает эту утрату — не просто наставника, а взрослого друга.
— А что это был за священник… ваш преподобный Тэлмидж, ты не расскажешь? — деликатно спросил он, испытывая неподдельный интерес к укладу жизни в приюте и ко всему, что там делала Тара, что она чувствовала. Эта девочка просто поражала его неожиданностями, какие скрывала ее натура — богатая, впечатлительная, одаренная.
— Из пресвитерианской церкви в Челси, — охотно ответила Тара. — Пожалуй, она одна такая на весь Лондон.
— Он проводил службы у вас в приюте?
— Каждое воскресенье! А еще он приходил два-три раза в неделю, чтобы объяснять нам Писание…
Она тихонько вздохнула.
— Это было так интересно! Иногда прямо как сказка! А еще преподобный Тэдмидж давал мне разные книги.
— Выходит, ты любишь читать? — с удивлением спросил мистер Фолкерк. Хотя чему удивляться…
— Я обожаю читать! — пылко воскликнула Тара. — Но после смерти преподобного Тэлмиджа у меня не осталось ничего, кроме подаренной им Библии.
Она взглянула на мистера Фолкерка с робкой улыбкой:
— Порой мне кажется, что я знаю ее наизусть. Но что меня больше всего поражает в Библии, так это то, что там столько красивых, ярких и сильных женщин! Ярких характером, силой чувства и воли, однако и нежных, любящих… Взять хоть Сарру, она в самом начале! И вообще в Библии женщине уделяется очень большое внимание, она принимает участие в стольких важных событиях! А после Сарры идут Дебора, Юдифь… Вот Юдифь! Вы только подумайте, она в стане врага обезглавливает Олоферна, тайно проникнув на вражескую территорию. Прямо дух захватывает от этих историй! Читала бы и читала… Конечно, не ради трагических сцен… Но такой при всем этом простой и возвышенный слог… Хотя я вот думаю — а что, если бы Юдифь не Олоферна убила, а примирила бы один враждующий лагерь с другим? Может быть, это сделало бы иными и все последующие события? И столько людей остались бы жить, и у них были бы дети… Или такие мои мысли — неправильные? Я не должна думать так примитивно, обыденно, а должна просто читать Библию, запоминать все, что там сказано, и не совершать дурных поступков и не иметь никаких дурных мыслей?.. Так?.. Но мне все-таки очень интересны сильные женщины… Откуда такие берутся? Откуда?.. — Тара помолчала секунду. И снова вздохнула — в этом вздохе звучало разочарование. — Я совсем не такая, хотя мне тоже хочется чему-то у них научиться, у всех этих женщин, у каждой разному.
17 
