62 
Он начал спускаться к ней и увидел, что девушка сидит, скорчившись и закрыв лицо руками.
Теперь можно было не торопиться, и он медленно и осторожно подошел к ней, чтобы не испугать.
Постояв над ней в нерешительности — вся ее поза выражала крайнее отчаяние, он встал на колени и осторожно обнял ее.
Она резко вздрогнула.
— Все хорошо, любовь моя! — сказал он. — Я все уже знаю…
Сначала ему показалось, что она противится его объятиям, но потом спрятала лицо у него на плече.
— Все хорошо, — повторил он. — Тебе уже не нужно ничего бояться. Все прошло.
Он почувствовал, как она замерзла — от всего пережитого и от прохладного ночного воздуха, она слишком долго просидела без движения.
Уинстон заставил ее подняться и взял на руки.
Она что-то пробормотала, пытаясь возражать, но потом обвила его шею рукой и опять спрятала лицо…
Позже Уинстон долго удивлялся, как это ему удалось спуститься, неся Марину и не падая, по такой крутой — почти козьей — тропке, петляющей меж огромных валунов и деревьев, с горы до самой набережной.
Наконец он добрался до лодки, внес Марину в каюту и осторожно посадил на скамейку.
В изголовье скамьи лежала подушка, но когда он попытался уложить Марину, она вскрикнула, сопротивляясь, и ее рука крепче сжала его шею.
— Я только хочу дать тебе что-нибудь попить, моя радость, — сказал он с нежностью.
И тут она заплакала — отчаянно, взахлеб; рыдания сотрясали все ее худенькое тело.
Он крепко держал ее в своих объятиях, покачивая, как ребенка, и бормоча ласковые слова.
— Все хорошо, моя радость, мое сокровище, моя драгоценная маленькая Афродита. Ты не умрешь! Ты будешь жить! Все твои беды закончились, теперь все будет хорошо, и тебе больше не о чем беспокоиться!
Рыдания Марины постепенно стихали, и Уинстон, вынув носовой платок, стал вытирать ее закрытые глаза и залитые слезами щеки.
— Почему ты не рассказала мне все? — спросил он наконец, когда она глотнула вина из стакана, который он поднес к ее губам.
— Э-элвин сказал… он… он придет ко мне, если… будет… нужен мне и… когда я буду… умирать, — еще всхлипывая, еле выговаривала слова Марина. — И я… не могла… рассказать это… больше никому.
— Понимаю, — сказал Уинстон, — но ты знаешь, Марина, ведь Элвин… умер!
— Умер?! Она затихла.
— Я был с ним, когда он умирал, — продолжал он, — и он сказал мне перед смертью слова, значение которых я понял только теперь. — Он знал, что она слушает его, и спокойно продолжал: — Элвин сказал: «Как прекрасно быть свободным! Расскажи об этом…» Я теперь уверен, что он хотел произнести твое имя, но я уже не мог ничего расслышать.
Марина глубоко вздохнула.
— Когда он… умер?
— Это случилось двадцать третьего марта.
— Он говорил, что… позовет меня, когда будет… умирать.
— Может быть, он и собирался сделать это, — успокаивающим тоном ответил Уинстон.
Вдруг Марина вскрикнула.
— Что с тобой?
— Двадцать третьего! — воскликнула она. — Я знала… я так и знала! Он действительно пришел ко мне — он сдержал свое слово!
— Каким образом? — удивился Уинстон.
— В какое время он… умер?
— Примерно в десять утра.
— А разница во времени… между Нью-Йорком и Лондоном — пять часов?
— Да, кажется так.
— Значит… в Лондоне было примерно три часа дня! Я в это время сидела в Гайд-парке у Серпентина. Мне было очень… одиноко, и я позвала… Элвина, и он пришел ко мне, как он и обещал… Его душа… пришла ко мне…
В голосе Марины звучал восторг, и, когда она взглянула на Уинстона, он увидел в ее глазах слезы, но теперь это были слезы радости.
— Он сдержал свое… обещание! Только я не… догадалась, что это он принес мне… жизнь и… свет.
— Да, то, что он нашел и для себя, — приглушенным голосом сказал Уинстон.
— Я теперь поняла, — продолжала Марина, — и я думаю… это он… прислал тебя мне.
— Я уверен, что это так. Но почему ты убежала? Она спрятала от него лицо и прошептала:
— Мне… так стыдно, что я… тогда… это… предложила. — Уинстон еще крепче сжал ее в объятиях, а она продолжала: — Я не совсем… уверена, что делают… мужчина и женщина, когда… любят друг друга… Но это должно быть… чудесно — ведь… боги обычно… подражали… людям… Ее голос затих.
— Это действительно чудесно, моя дорогая, когда двое любят друг друга, — ответил Уинстон.
— Я думала… мне будет… легче умереть, когда ты будешь… любить меня.
62 
