очень нудно 
29 
— Из Ирландии. Я бежала от голода.
— Голод в Ирландии? Ничего об этом не слышал.
— Так же, как я не знала о неграх-рабах. Мы говорили и думали только о картофеле да о хлебе.
— Теперь мне понятно, почему вы… такая, — медленно проговорил Алан и спросил: — Я могу подумать?
— Конечно. Только не думай слишком долго, пока тебя не забили до смерти или снова не продали!
Алан смотрел на нее снизу вверх. Зеленые глаза Айрин были полны искренности и надежды. В них таились чувства, смысл и богатство которых не оставляли сомнений и которые не нуждались в словах.
Алан не мог отказаться от неожиданного подарка судьбы, хотя гораздо лучше Айрин понимал, к каким непредсказуемым последствиям это может привести.
— Вы правы, мисс. Я согласен.
Айрин не смогла скрыть радости.
— Я поговорю с дядей!
В тот же день она вошла в кабинет Уильяма О’Келли, который сидел за столом, просматривая бумаги. Заслышав шаги, он поднял голову и посмотрел на племянницу.
Уильям вспомнил, какой была Айрин, когда он впервые ее увидел: изнуренное тело, отчаявшееся сердце, пустая душа. Теперь отталкивающая худоба почти исчезла, цвет лица изменился, а во взгляде появились настойчивость и упрямство, которые она, впрочем, пыталась скрыть. Только одета она была по-прежнему бедно. Заметив это, Уильям нахмурился.
— Рад видеть тебя, Айрин. Надеюсь, у тебя все хорошо?
— Да.
Уильям улыбнулся.
— Уверен, ты уже забыла о голоде.
Айрин постаралась ответить на улыбку. Она изо всех сил пыталась разорвать внутренние путы, прийти в себя, забыть прошлое, но у нее не всегда получалось. Иногда она просыпалась в холодном поту: ей чудилось, будто она заперта в «плавучем гробу», а порой казалось, что сейчас в дверь войдет тот мужчина, имени которого она не знала и лица которого не запомнила, и, словно дьявол, предъявит свои права на ее душу и тело. Это было похоже на загнанную внутрь болезнь или неоплаченный долг.
И Касси, и Бесс были правы: Айрин не могла оставлять еду на тарелке и любила смотреть, как в кухню вносят продукты, словно ей было важно убедиться, что в этот дом никогда не постучится голод.
— Три фунта кофе, шесть бушелей сладкого картофеля, четыре — кукурузных початков. Восемь цыплят, одна свиная туша; три корзины с кабачками, две — с тыквой, три — с бобами. Пятифунтовый мешок соли, двухгаллоновая банка сорго! — громко перечисляла Бесс, и эти слова звучали для Айрин небесной музыкой.
— Да, — ответила она дяде, — почти забыла.
— Только платьев у тебя маловато. Надо купить несколько новых; я поговорю об этом с Сарой. Надеюсь, она сможет дать тебе совет и помочь с выбором на правах старшей сестры.
Айрин подумала о том, что хотя Уильям и был младше ее отца, его дети родились раньше, чем дети Брайана. Браки в среде ирландских крестьян заключались поздно: обычно молодые люди женились только после смерти родителей, потому что крохотные земельные участки не могли дать средства на содержание новой семьи.
— Я тоже хочу с вами поговорить, — сказала она.
— О чем?
Собравшись с духом, Айрин рассказала про Алана; разумеется, не всю правду, а то, что было необходимо. Не выдержав, выразила недоумение по поводу существования рабства, отношений белых и негров и почувствовала, что в тоне мистера Уильяма появился холодок:
— Если освободить негров, станут неизбежны смешанные браки, и белая раса будет обречена, ибо через несколько поколений Америку заполонят мулаты! А мулат много хуже, чем негр, потому как обычно наследует худшие черты темнокожих и белых. Для черных рабство — это благо. Под присмотром белых хозяев они стали более нравственными, разумными. Что они делали в своей дикой Африке? Ели друг друга?
— Однако вы приехали из страны, где рабства не было и нет, — рискнула напомнить Айрин.
— Я не помню родины, ибо был слишком мал, — терпеливо произнес Уильям. — Что касается негров, я немало их повидал. Для большинства из них ничего не стоит притвориться, солгать, украсть. Им нельзя верить. Разумеется, среди них встречаются преданные и верные, но это опять-таки результат неустанного труда их хозяев.
— Так вы не отдадите мне Алана?
— Мне докладывали, что этот мулат ненадежен, он постоянно сбегает.
— Он дал мне слово.
— Я уже говорил, что рабам нельзя верить.
— Значит, вы мне отказываете?
29 
