28 
– В суде они выглядят чистюлями, – сказал Чарльз. – И вообще очень стараются – выходная одежда и все такое. Как будто пришли на мессу.
– Они паписты? – ужаснулась Мод.
– Понятия не имею, – раздраженно ответил Чарльз. – Это важно?
– Может, они не захотят помолиться перед едой, – пробурчала Мод, оглядывая комнату, в которую почти не заходила. – Ой, смотри-ка! – На приставном столе она заметила «Размышления» Марка Аврелия. – У меня точно такое же издание. Забавно.
– Так, Сирил, – мой приемный отец повернулся ко мне, – нынче действуют строгие домашние правила, понял? Говоришь, лишь когда к тебе обратятся. Не шутишь. Не пускаешь ветры. На меня смотришь с обожанием, какое только сможешь изобразить. На твоей кровати я оставил перечень того, что мы делаем вместе. Ты его выучил?
– Да.
– Ну-ка, изложи.
– Мы рыбачим на больших озерах Коннемары. Посещаем состязания Гэльской спортивной ассоциации на стадионе «Кроук-Парк». Играем долгую шахматную партию, в которой делаем по одному ходу в день. Друг другу заплетаем косы.
– Я же сказал – не шутить.
– Извините.
– И не называй нас по именам, ясно? На сегодня мы для тебя «папа» и «мама». Гости удивятся, если услышат иное обращение.
Я нахмурился. Мне было так же трудно произносить эти слова, как другому ребенку называть своих родителей по именам.
– Я постараюсь… папа, – выговорил я.
– Ну сейчас-то не надо, – скривился Чарльз. – Дождись прихода гостей.
– Хорошо, Чарльз.
– Ты все-таки не настоящий Эвери.
– А какой смысл всей этой затеи? – спросила Мод. – Почему мы должны опускаться до таких людей?
– Чтобы я не сел в тюрьму, милая, – весело растолковал Чарльз. – Мы будем их улещивать и обхаживать, и если это не сработает, я по одному заведу их сюда и каждому выпишу чек. В любом случае к концу вечера я хочу быть абсолютно уверен в вердикте «не виновен».
– Мистер Вудбид придет на ужин? – спросил я.
Чарльз покачал головой:
– Нет. Если все накроется медным тазом, нельзя, чтобы он был в этом замешан.
– Пожалуйста, выбирай выражения, – вздохнула Мод.
– Значит, и Джулиан не придет? – огорчился я.
– Кто такой Джулиан? – не понял Чарльз.
– Сын мистера Вудбида.
– Он-то здесь при чем?
Я уставился в пол, сердце мое заныло. После нашей первой встречи я виделся с Джулианом только раз, было это почти месяц назад, и общение наше прошло еще лучше, хотя, к моему великому сожалению, возможности снять штаны и друг перед другом покрасоваться не представилось. Меня пьянила мысль о дружбе с Джулианом, которому мое общество тоже как будто нравилось, и все это так будоражило, что я не мог думать ни о чем другом. Но мы учились в разных школах и могли свидеться только во время визита Макса на Дартмут-сквер. Вот почему я расстроился чрезвычайно.
– Я думал, он придет, – проговорил я.
– Извини, что разочаровал тебя, – сказал Чарльз. – Я уж собрался позвать на ужин ораву малолеток, но потом вспомнил о важности сегодняшнего вечера, от исхода которого зависит наше счастливое будущее.
– Значит, его не будет? – уточнил я.
– Нет. Не будет.
– А что, Элизабет тоже не придет? – спросила Мод.
– Какая еще Элизабет? – Чарльз как будто вздрогнул и слегка покраснел.
– Жена Макса.
– Я не знал, что вы с ней знакомы.
– Знакомство шапочное. Пару раз встречались на благотворительных мероприятиях. Надо сказать, она весьма хороша собой.
– Нет, она не придет. – Чарльз не отрывал взгляд от столешницы, пальцы его барабанили по пресс-папье.
– Стало быть, только рабочий класс.
– Выходит, так.
– Какая прелесть.
– Всего несколько часов, дорогая. Ты, конечно, вытерпишь.
– Они умеют пользоваться ножами и вилками?
– Я тебя умоляю, они же не звери. – Чарльз покачал головой. – Ты что думаешь, наши гости насадят отбивную на зубочистку и начнут обгрызать с краев?
– На ужин отбивные? – сморщилась Мод. – Я бы предпочла что-нибудь рыбное.
– Закуска будет рыбная.
– Гребешки, – вмешался я. – Я видел на кухне.
– Я вовсе не сноб, – не унималась Мод, – и спрашиваю лишь потому, что эти люди не знакомы с правилами застолья и могут их бояться. Увидев перед собой набор ножей и вилок, они решат, что над ними издеваются, и за свое унижение возненавидят тебя еще сильнее. Не забывай, Чарльз, я писатель. И хорошо разбираюсь в человеческой природе.
Мой приемный отец задумчиво подпер языком щеку – мол, резонно.
28 
