У Джеральда Уордена на это были свои взгляды, но Гвинейра оставила слова Кири без внимания. Если маори хотела, чтобы ребенок был всегда при ней, она могла брать его с собой на работу. Тем временем Гвин уже не боялась возражать Джеральду, и старик молча отступал. Распределение власти в Киворд-Стейшн поменялось, хотя Гвин и не понимала, что послужило причиной столь резких изменений.
В этот раз, пока Гвинейра лежала в схватках, никто, волнуясь, нe стоял в саду и не сидел в гостиной, ожидая появления ребенка. Гвин не знала, поставил ли кто-нибудь Джеральда в известность о начавшихся родах, да это и не имело для нее никакого значения. Вероятно, старик снова проводил ночь в своей комнате с бутылкой виски, и, пока все не закончилось, он вряд ли смог бы осознать случившееся.
Как и предсказывала Ронго, роды протекали тяжелее, чем н случае с Флёреттой. Ребенок, которого Гвинейра так не хотела, был намного больше. Вынашивая Флёретту, она ценила каждую минуту, прислушивалась к каждому слову повитухи и старалась стать образцовой матерью. Теперь же она с каким-то отупением выносила схватки, иногда стоически, иногда с нетерпением превозмогая боль. При этом Гвинейру преследовали воспоминания о боли, в которой был зачат этот ребенок. Ей казалось, что она снова ощущала вес Джеральда на себе, чувствовала запах его пота. Между схватками ее тошнило, она была слабой и разбитой и время от времени кричала от ярости и боли. Когда Гвинейра окончательно выбилась из сил, ей хотелось одного — умереть. Или же, что было бы лучше, чтобы умерло это существо, крепко цеплявшееся за ее тело подобно мерзкому паразиту.
— Да выйди ты уже наконец! — стонала она. — Выйди и оставь меня в покое...
После почти двух дней беспрерывных мучений и ненависти ко всему, что заставило ее пережить такие страдания, Гвинейра родила сына. Единственное, что она чувствовала, было облегчение.
— Какой замечательный малыш, мисс Гвин! — просияла Ронго. — Как Матахоруа и говорить. Подождите, я вытереть его, и вы его держать. Мы ему давать немного времени, прежде чем перерезать пуповину...
Гвинейра яростно покачала головой.
— Нет, отрежь ее сейчас, Ронго. И унеси его отсюда. Я не хочу его держать. Я хочу спать... мне нужно отдохнуть...
— Но вы можете делать это одновременно. Посмотреть на ребенка сначала. Вот, разве не мило? — Ронго умело вытерла ребенка и приложила его к груди Гвинейры. Он начал посасывать грудь. Гвинейра отодвинула малыша от себя. Хорошо, что он был здоровым, все в нем, от пальчиков на ручках до маленьких ножек, было нормальным. Несмотря на это, он ей совсем не нравился.
— Унеси его отсюда, Ронго! — потребовала она приказным тоном.
Ронго не понимала.
— Но куда я его нести, мисс Гвин? Вы нужны ему. Он требовать мама!
Гвин пожала плечами.
— Отнеси его мистеру Джеральду. Он так хотел наследника, теперь он его получил. Посмотрим, как он с ним справится. И оставьте меня в покое! Ненадолго, Ронго... Боже мой, нет, снова начинается... — Гвинейра застонала. — Не может же пройти еще три часа, пока выйдет плацента...
— Мисс Гвин устать. Это нормально, — успокаивала Кири взволнованную Ронго, когда та вошла с ребенком в кухню.
Кири и Моана мыли посуду после ужина, который Джеральд поглощал в одиночестве. Маленькая Марама дремала в корзинке.
— Это ненормально! — не соглашалась Ронго. — Матахоруа помогать рожать тысячу детей, но ни одна мать не реагировать, как мисс Гвин.
— Ах, каждая мать по-разному... — уверяла ее Кири, вспоминая то утро, когда она обнаружила Гвин на полу ее комнаты в разорванной одежде. Многое говорило о том, что ребенок был зачат той ночью. У Гвин были все причины не любить ребенка.
— И что я теперь делать с ребенок? — нерешительно спросила Ронго. — Я не могу принести его к мистер Джеральд. Он не может иметь рядом с собой дети.
Кири улыбнулась.
— Ребенок нужно молоко, а не виски. Начинать выпивать пока рано. Нет, нет, Ронго, просто оставить здесь. — Она спокойно расстегнула свое нарядное платье, обнажила упругую грудь и взяла ребенка из рук Кири. — Так лучше.
Новорожденный тут же принялся жадно сосать. Кири нежно покачивала его. Когда он наконец-то уснул у нее на груди, она положила его в корзинку к Мараме.
— Сказать мисс Гвин, мы его накормить.
Гвинейра ничего не хотела об этом знать. Она уже спала, а на следующее утро тоже не поинтересовалась состоянием малыша. И вообще, впервые она показала какие-то чувства, когда Вити принес в комнату букет цветов и указал на висящую на нем открытку, на которой было написано «От мистера Джеральда».