42 
— …и столько лет прошло! — Полли с трудом удается остановиться.
— Не так уж и много, — говорит Элейн.
На самом деле времени прошло всего ничего. Каких-то пятнадцать лет или около того — в контексте ее жизни сущий пустяк. Когда ты становишься старше, со временем происходит странная штука. Оно точно спрессовывается. Когда-то оно было категорией растяжимой, и десять лет казались целой вечностью, теперь же оно точно сжалось, сморщилось, и чудится, что все было совсем недавно. Но для Полли пятнадцать лет конечно же огромный срок.
Полли снова застрекотала:
— Понимаю, это шок, с таким трудно примириться, но разве это так важно? То есть вы с папой остались теми же самыми людьми.
— Как выяснилось, не совсем, — перебила Элейн.
— Мама, я поверить не могу в то, что случилось.
Элейн замечает, что в ковре декоративной травы под яблоней-китайкой появились проплешины — надо будет посеять еще. Думая о том, какой бы бордюр посадить вокруг беседки, она вдруг приходит к серьезному открытию: толку вон от того клена никакого.
— Я не понимаю, — восклицает Полли. — То есть я понимаю, конечно, прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, мам, но тебе обязательно надо было так поступать? Ты не могла.
— Нет, — отвечает Элейн. — Не могла. Я тебе уже объяснила. И твоему отцу тоже.
— Но невозможно себе представить, как он… я хочу сказать, как он теперь будет?
Элейн перестает думать про клен и бордюр. Не то чтобы она хотела отвлечься или ее не заботило то, как расстроена дочь. Скорее она радуется, что посреди всего этого может думать о повседневных заботах, а это, разумеется, хороший знак. Вдобавок сегодня Кэт больше не появляется. Не всплывает неожиданно в памяти, молчит. Раскаивается? Оправдывается?
— С банком я договорилась, — говорит Элейн.
— А… знаю, знаю, папа сказал. Я не о деньгах. Я о том, как он вообще будет жить? Ты хоть знаешь, где он сейчас?
Молчание.
— Здесь, — говорит Полли. — Здесь, в моей квартире. Пока не подыщет себе что-нибудь… по идее так. На моем диване. Новом, из «Хабитат».[8]
— А… ясно… — Спокойствие Элейн изрядно пошатнулось. — Понятно, — повторяет она. — На диване.
— Он ушел — носки купить. Забыл взять из дома. В девять вечера. По-видимому, он считает, что носки можно купить на круглосуточной автозаправке.
Элейн судорожно впивается в трубку. Сказать ей нечего. Упоминание о носках стало ударом ниже пояса.
— Отключаюсь, — говорит Полли. — Он вернулся.
Полли кажется, что в ее жизнь вторгся компьютерный вирус. Упорядоченная жизнь, где все распланировано, летит в тартарары. Все не так, как должно быть. На экране мелькают незнакомые данные — ненужные, чужие данные, — и избавиться от них невозможно. Люди ведут себя не так, как должны были; более того, по-видимому, никогда не вели себя так, как надо. Полли всегда верила в перспективное планирование, но для него необходима надежная инфраструктура. А теперь все кувырком. Мать, похоже, совсем голову потеряла, отец расположился на ее диване и разбросал по всей ванной свои бритвенные принадлежности. Она подумывает о том, чтобы примчаться к матери на выходные и лично уговаривать, увещевать ее простить отца; она собиралась пригласить друзей на ужин — теперь это придется отложить, поскольку в квартире поселился отец. Она обожает родителей, спору нет, но они не должны так поступать. Они нарушили все правила. Перестали быть надежным и незыблемым тылом, родительский дом больше не спокойное убежище, вместо этого они лишь чинят препятствия планомерному движению вперед.
Люди расстаются. И это естественно. Там и тут распадаются пары, разваливаются семьи, что не редкость. Но не эта семья, не эти люди. Только не из-за дурацкой ошибки, имевшей место давным-давно, сто лет назад, — давно пора было все забыть. Что это на них нашло? Неужели они не могут отнестись к случившемуся как взрослые люди?
Она мысленно бранит Кэт. О чем ты думала? — говорит она Кэт. Как ты могла? Видишь, что ты наделала!
Но Кэт не слышит ее. В воспоминаниях Полли Кэт делает то, что делала всегда: запускает змея в форме дракона, снимает платье с вешалки и восклицает. «Вот это!», смеется, сидя напротив за столиком в ресторане. Упрекам настоящего не достать ее. Да Полли и не хочется ее упрекать. Она бранит ее скорее для порядка. Почему? — спросила она Кэт лишь однажды. И снова Кэт не услышала ее. Но Полли смотрит в глаза Кэт и видит в них то, чего, наверное, не видела раньше. На нее смотрела другая — грустная — женщина. Но Кэт никогда не грустила — только не Кэт.
42 
