очень нудно 
21 
– Ну, извини, что это не дворец, к которому ты привык.
– И ты тоже, – парировал Карим. – И уж точно не дворец, в котором тебе предстоит жить.
«Лучше не напоминай!»
Неужели он и правда считает, что она способна думать об этом доме в таком ключе? Что она предпочтет мраморную холодность дворца в Растаане, который был ей предназначен еще с детства и из которого она уже мечтает сбежать?
– Но это мой собственный дом! Только мой, и ничей больше.
До приезда Карима никто из Маркхазада или соседних королевств не знал о коттедже. Карим вторгся в ее личное пространство, ведя себя по-хозяйски, забирая то малое, что осталось от ее уединения. Ее жизнь ей больше не принадлежит. Даже если она будет покидать дворец, к ней постоянно будет приковано внимание людей. А внутри… Клемми отказывалась даже думать о том, какой будет ее жизнь с мужем, которого она не выбирала, о пустоте брака, которого не избежать.
Если бы он выглядел как Карим…
– Твой? – Карим поднял брови и уставился на нее.
Она его заинтриговала.
– Здесь жила моя бабушка, и я изредка приезжала к ней в гости, когда была маленькой. Дом она завещала мне. Я здесь прожила не так долго, поэтому смысла что-либо менять не было, и…
Девушка откусила кусочек бутерброда. Крошка попала ей в дыхательные пути, и Клемми закашлялась. Она нервно схватила стакан воды – единственного, что нашлось в доме из напитков, – и сделала несколько больших глотков. Клемми надеялась, что Карим не заметит слезы в ее глазах или примет их за последствие кашля и не разглядит истинной причины: реакции на жестокую комбинацию воспоминаний и боязни нерадужного будущего. Карим не сдвинулся ни на миллиметр, даже не моргнул. Он только замер, держа в руке бутерброд. Клемми ощутила на себе его пристальный взгляд. Темные глаза мужчины, казалось, раздевали ее, делая уязвимой и абсолютно беззащитной.
– Позавчерашний хлеб. – Она заставила себя найти оправдание, помахивая бутербродом и надеясь, что это его отвлечет. – Он слишком черствый.
Клемми скорчила гримаску, пытаясь проглотить еще кусок.
– И ты собиралась вернуться? – Карим напомнил, о чем они говорили минуту назад, закончив предложение за нее.
Она откинула голову назад, моргая, чтобы избавиться от пелены слез. Языки пламени плясали в камине, отбрасывая тени на волевое лицо Карима, лишая Клемми возможности увидеть в его темных глазах, о чем он думает.
– Почему тебя это удивляет? Конечно, я собиралась вернуться. – Клемми на секунду представила, что было бы, если бы она действительно решила жить своей жизнью и не возвращаться домой. Ужас! – Честно говоря, не стоило твоему отцу отправлять за мной тебя или кого-либо еще.
Карим молился, чтобы она не прочитала правду на его лице. Не хватало только, чтобы она сейчас запаниковала и испортила все еще больше. Если такое возможно.
У него тут же пропал аппетит, он бросил бутерброд на тарелку и поставил ее на кофейный столик. Он должен быть уже в пути, в самолете, летящем в Растаан. Точнее, они уже должны быть дома или по крайней мере приземлиться в аэропорту, где служба безопасности Набила возьмет все в свои руки. Он был бы освобожден от этой миссии, от обещаний, которые дал, от ответственности за Клементину и вернулся бы к нормальной жизни.
Только вот те изменения, которые произошли в его жизни чуть раньше, означали, что он может забыть о свободе. Карим больше не был вторым в очереди на престол после Рази, что предоставляло ему достаточно свободы. Теперь он узнает, что значит быть будущим шейхом Маркхазада. С опозданием, но, похоже, он начал понимать, откуда у его старшего брата появился бунтарский дух, откуда взялась его безбашенность. К тому же он пытался заменить Рази своему отцу, который очень остро переживал смерть наследника.
Но что-то в его душе не желало думать о Клементине как о бремени. Ее положение, обещание, данное ее отцом, мирный договор, который находился сейчас под угрозой, – вот что делало ситуацию сложной. Если бы этого не было, уединение с такой красивой женщиной, чье лицо ласкают отсветы пламени, окрашивая кожу в золотистый цвет, было бы совсем не обременительным.
Нет, черт возьми!
Карим мысленно приказал себе забыть эти опасные мысли. Но было уже поздно. Все его чувства обострились, а кровь бурлила в жилах – и вовсе не от незначительного жара, исходящего от камина. Карим остановил взгляд на губах Клементины, позолоченных пламенем, таких пухлых и аккуратных, что он был готов наброситься на них, вкусить их сладость, почувствовать, как они раскрываются под натиском его языка. Он жаждал запустить руки в водопад ее волос, вдохнуть аромат ее кожи, почувствовать мягкость ее груди, прижатой к нему.
21 
