121 
— Экспедиции, которую ты планировал с того самого дня, как погиб твой отец.
Он кивнул.
— И он погиб именно потому, что слишком близко подошел к разгадке этой тайны. Он был именно в том месте, где была я.
— И потому, что ты там была, мы и попали туда.
— Тогда мои мучения были не напрасны.
— Господи! Да лучше бы мне никогда не находить тот проход!
— О Тибальт, я тебе верю. Но ты должен остаться.
— Доктор Ганвен настаивает, чтобы ты вернулась домой, и как можно скорее.
— Я не поеду.
— Но ты должна!
— Я не поеду одна, а ты не поедешь со мной.
— Я готов ухать немедленно.
— Я на это не пойду! — возразила я. — Я не позволю тебе уехать сейчас! Это — твоя экспедиция. И когда наконец ты доберешься до гробницы, когда увидишь многовековую пыль… и возможно, следы человека, который последним покидал ее… Ты будешь первым. Неужели ты думаешь, что я позволю, чтобы эта честь досталась Теренсу Гелдингу?
— Нет, — твердо сказал он. — Мы немедленно возвращаемся.
Но я была намерена настоять на своем.
Это была битва двух сильных характеров. Я торжествовала. Ситуация получилась какая-то нелепая. Я сопротивлялась тому, что он собирался оставить дело, ради которого, как я думала, был готов пожертвовать всем, чем угодно.
Он любит меня! — думала я… и так же сильно, как я его.
Я отказалась уезжать. И вынудила доктора Ганвена согласиться со мной. И в конечном итоге одержала победу.
* * *
Всем известно, что произошло потом. Это не стало открытием века. Экспедиция Тибальта нашла гробницу через несколько дней после того, как туда добрались люди паши.
Какие там могли быть сокровища! Было ясно, что это — усыпальница великого царя!
Паша долгое время пытался добраться до нее; он знал, что существует проход в эту гробницу через те камеры, где я провела несколько ужасных часов. Он также знал, что альков, где нашли Ясмин, ведет в тот коридор, и, наверное, решил, что она проникла в его тайну. Ее смерть стала предупреждением любому из его рабочих, который осмелится самостоятельно исследовать подземные коридоры.
Увы, амбициям Тибальта не суждено было реализоваться. Там был саркофаг, мумия фараона, но грабители — вероятно, предки паши, — обчистили гробницу пару тысяч лет назад. Все, что осталось, это вместилище души — модель дома, которую они не сочли чем-то стоящим…
* * *
Мы узнали, что паша уехал в Александрию. Он не попрощался с нами. Вероятно, узнал через слуг, что мы раскрыли тайну гибели сэра Эдварда и Теодосии.
Мы вернулись в Англию. В Радужном все ужасно обрадовались. Я попросила, чтобы тетушкам не рассказывали о моих злоключениях. Иначе, когда мы с Тибальтом будем уезжать в другие экспедиции, они все время будут трястись от страха и повторять: «А я тебя предупреждала!» Я этого не вынесу.
Спустя несколько дней после нашего возвращения в прессе появилась заметка об англичанине, успешном торговце антиквариатом — в основном египетским, — чье тело нашли в Ниле. Его имя было Леопольд Хардинг. Неизвестно, было это умышленным убийством или нет. На голове обнаружены раны, но они могли быть получены и в результате удара о борт лодки, когда она перевернулась. Его клиентами были в основном частные коллекционеры, поскольку он торговал раритетами.
Мы понимали, что он был одним из слуг паши, как и те, кто сломал мост, как и прорицатель, и Мустафа с Абсаламом. Хардинг сбывал бесценные предметы, которые паша, очевидно, похищал из гробниц.
Паша, по всей вероятности, надеялся сделать открытие века. Сэр Эдвард опередил его, выйдя на тот же след, поэтому его пришлось убить руками Мустафы и Абсалама. Потом приехал Тибальт, чтобы завершить то, что начал отец, и погибла Теодосия. Ее смерть должна была послужить предупреждением. А поскольку мы остались, Леопольд Хардинг получил приказ убить меня. Он потерпел неудачу. А паша не любит неудачников. Более того, он, наверное, испугался, что Хардинг, которого он не мог так жестко контролировать, как своих слуг-египтян, проболтается, по чьему приказу он пытался убить меня. Именно поэтому Хардинга убили. Так же, как и Ясмин.
Мое приключение было позади. Хардинг пытался лишить меня жизни, но вместо этого лишил мучительных страхов. Я очень многое поняла.
И Тибальт тоже. Конечно, он никогда не станет демонстрировать свои чувства. Чем больше он взволнован, тем сдержанней ведет себя.
Но если бы не эта экспедиция в Египет и не Леопольд Хардинг, я бы долгие годы мучилась сомнениями, любит ли меня Тибальт, потому что он никогда не выражал словами свою любовь. Но он самым убедительным образом продемонстрировал ее, когда спасал меня. И когда готов был отказаться ради меня от честолюбивых стремлений всей своей жизни, хотя верил — как позже выяснилось, ошибочно, — что находится всего лишь в одном шаге от победы.
— Бедный Тибальт! — говорила я ему. — Мне так хотелось, чтобы ты совершил свое великое открытие!
— Я сделал еще более важное открытие.
— Знаю. Раньше ты полагал, что больше всего на свете тебе хочется найти самое ценное в мире сокровище.
— И я сделал это, — ответил муж. — Я нашел тебя.
Так как же мне не быть благодарной всему случившемуся? И как мне не радоваться, глядя в будущее с любовью и надеждой…
121 
