Последние отзывы

  91  

Это была, конечно, лесть, но не лишенная здравого смысла. Глаза Ричарда вспыхнули, и я уже подумала, что сумела убедить его. Но он внезапно ударил ладонью по столу и сказал:

— Нет, мама, это последняя хитрость дьявола! — Голос его зазвучал как-то странно, но каждое слово было продуманным, четким и ясным. — Расчет состоит в том, чтобы задержать меня любой ценой. Я мог бы целый час перечислять тебе препятствия, которые мне пришлось преодолеть. Порой мне казалось, что сам Бог либо глуп, либо не в состоянии мне помочь. Священный город в руках неверных — казалось бы, от одного этого он должен содрогнуться на своем престоле. И я, лучший солдат своего времени, не прошу его помощи ни в чем, кроме споспешествования мне отправиться туда и драться за его свободу. Но решительно все — от неприспособленности Филиппа Французского до упрямства последнего мула — работало против меня. Теперь я готов к походу, но дьявол, разыгравший почти все свои карты, вытащил из рукава последнюю и размахивает ею! Я не поеду! Я говорю это тебе, мама, — и ты, сатана, тоже слышишь меня — я не поеду в Англию, если даже она будет охвачена огнем от одного побережья до другого и если мне потребуется лишь дунуть, чтобы погасить пожар. — Лицо его побагровело, глаза блестели как две хрустальные линзы. Он дышал быстро и тяжело, по лбу катился пот.

— Я тебя понимаю, — заговорила я, стараясь успокоить его. — Струна твоего терпения, действительно, натянулась до предела. Но, Ричард, ведь и Англия тоже кое-что значит.

— Значит? Ну, разумеется, значит! Англия обеспечивает деньги для войны. И я не могу допустить, чтобы их присваивал Лонгшам. Я остановлю этот грабеж. Туда поедет Элвайн, с приказом Джеффри быть более жестоким. «Верным и неподкупным», как сказал ему однажды отец, но что значит быть верным и неподкупным, когда твой позвоночник похож на размокший гипс?

— Джеффри отвечает обоим этим пожеланиям, — возразила я. — Он сразу же сообщил тебе о происходящем, хотя ему, вероятно, было стыдно признаться в своем бессилии. — И почему я должна защищать сына Розамунды?

— Он вопит о помощи! — возмутился Ричард. — Хорошо, я ему помогу, этому трусливейшему чучелу. Я пошлю туда какого-нибудь, что называется, свежего, независимого человека с новыми распоряжениями и с полномочиями выше его собственных и Лонгшама. — Ричард сердито взглянул на больной палец и поднял глаза. — Знаю! Я пошлю Каутенсиса.

— О, Ричард, — усомнилась я, — но он же совсем старик!

— Ну и что? Ты тоже немолода, — возразил он, усмехнувшись, — но ты же не стала от этого хуже?

Намного ли лучше или бесконечно хуже — по каким стандартам судить? Но сейчас не до софистики.

— Но почему именно его?

— Он честен. И они с Джеффри знакомы. И Джеффри испытывает перед ним некоторый благоговейный страх. Какие бы приказы он ни привез, Джеффри постарается их выполнить.

— Но, дорогой мой мальчик, послушание Джеффри никогда не вызывало сомнений. Мы, разумеется, должны признать, что он уже сделала все, что мог, иначе он никогда не написал бы этого письма — исповеди в том, что не оправдал первого же оказанного тобой доверия. У него есть гордость, и написать такое письмо наверняка стоило ему многого! Посылать Каутенсиса, чтобы запугать его, — все равно что хлестать плеткой сдохшую лошадь. Не сможет он повлиять и на тех, кто каждый день перебегает к Лонгшаму, поскольку не знает ни одного английского слова. А тебе известно, как они к этому чувствительны. И ты понимаешь, как могут к этому отнестись. А если не понимаешь ты, то понимаю я. «Еще один кровожадный иностранец!» — вот что они скажут. И кроме того, среди них немало людей, недолюбливающих священнослужителей. Один лишний месяц пребывания неверных в святых местах не нанесет большого ущерба, они там уже долгие годы. Но один месяц деятельности Лонгшама в Англии может стоить тебе королевства — и если ты не хочешь ехать сам, то, по крайней мере, пошли туда настоящего мужчину — солдата и англичанина.

Дальше все было так же, как всегда. Ричард смотрел на меня с той же самой холодной неприязнью, которую выражали лица Людовика и Генриха каждый раз, когда я пыталась им возражать. И заговорил таким же резким голосом:

— Любой человек, любой солдат, стоящий того, чтобы платить ему деньги, находится здесь, при мне, и готов пойти со мной вперед, чтобы вести более крупную игру, нежели укрощение мелкого карманника, играющего в короля. У меня нет человека, от которого я мог бы отказаться ради этого. Лонгшам запугал Джеффри и, клянусь Богом, поверг в панику и тебя. Несмотра на его старания, я не дошел до того, чтобы посылать к нему неискушенного в таких делах рыцаря. Каутенсис и мое уничтожающее письмо — вот все, что он получит. Я сейчас же пойду к Каутенсису.

  91