20 
— Ну, дело в том, миледи, что наша прислуга заявила о том, что увольняется. Дворецкий Кингстон вместе со своей женой, нашей экономкой.
— Они уходят?! — изумленно воскликнула Джемма. — Но почему?
Наступила пауза, после чего Хокинс, помявшись, с неловким видом пояснил:
— Им не понравилось, миледи, что наш хозяин женился.
Джемма испуганно ойкнула и растерянно пробормотала:
— Ax, Хокинс, я вовсе не хотела причинять виконту неприятности.
И в то же самое время она подумала про пыль в гостиной, про ужасное состояние простыней и про отвратительную еду, которую она ела вечером и сегодня утром. У нее даже промелькнула мысль, что уход Кингстонов не окажется серьезной катастрофой для домашнего хозяйства виконта.
Впрочем, она не знала, что скажет по этому поводу виконт, и торопливо предложила:
— Пожалуй, я пойду и поговорю с ними. Уверена: если я им скажу, что не стану ни во что вмешиваться, они согласятся остаться. Покажите мне дорогу на кухню, пожалуйста!
— Конечно, миледи, — как-то неохотно согласился Хокинс.
Внезапно у нее возникло ощущение, что старый солдат такого же невысокого мнения о чете Кингстонов, что и она сама, и очень сомневается, так ли уж они необходимы здесь.
Они прошли по коридору и спустились на нижний этаж по лестнице, отчаянно нуждавшейся в уборке, как, впрочем, и все остальные помещения в доме.
Каменные плитки, которыми был выстлан пол в этой части дома, явно не выскребались целыми месяцами.
Когда они проходили мимо кладовой, Джемма заглянула туда, и ее взгляд упал на какой-то блестящий предмет, торчавший из кожаной сумки.
Она остановилась, а в это время из-за дверцы большого шкафа вынырнул Кингстон, в руке у него блестел серебряный канделябр.
Джемма решительно направилась к нему.
— Как я поняла, Кингстон, — произнесла она как можно более строгим тоном, хотя внутри у нее все сжималось от страха, — вы и ваша жена не намерены больше служить в доме его милости.
Тут она заметила, что Кингстон вздрогнул и торопливо положил канделябр назад в сейф. Затем, повернувшись к ней лицом, он угрюмо ответил:
— Мы вообще-то устраивались на службу к неженатому джентльмену.
— Я вполне понимаю ваше недовольство, — сказала Джемма, — но ведь по существующим правилам вы не должны уходить сразу. Нужно отработать положенный срок после вашего объявления об уходе.
— Нет, мы уходим немедленно! — проскрипел Кингстон. — И хотели бы получить причитающееся нам жалованье.
Джемма снова бросила взгляд на кожаную сумку и поняла, что блеск, привлекший ее взгляд, исходил от серебряного канделябра, парного тому, который дворецкий только что доставал из шкафа.
— Как я понимаю, вы положили канделябр в сумку, чтобы отнести его в починку. Но раз вы уходите, я сама о нем позабочусь. Пожалуйста, поставьте его на место.
На минуту в кладовой воцарилось напряженное молчание, и Джемма даже подумала, что Кингстон собирается ответить ей какой-нибудь дерзостью. Тут в кладовую вошел Хокинс, остававшийся до сих пор в коридоре, и бывший дворецкий капитулировал.
— Это верно, миледи. Я собирался было отдать его в починку, — пробурчал он, — но теперь решил, что вы все равно найдете к чему придраться и без них, так что разбирайтесь тут сами.
— Эй, приятель, попридержи-ка свой язык, — резко произнес Хокинс, — и обращайся к ее милости уважительно!
Кингстон потерпел поражение, и понимал это.
Он достал из сумки канделябр, и Джемма заметила на ее дне еще несколько изящных серебряных конфетниц.
Она ничего не сказала, только проследила за тем, чтобы все вернулось назад на полки шкафа, после чего Хокинс захлопнул дверцу, запер ее и вручил ей ключ.
— Благодарю вас, Хокинс, — с искренней признательностью сказала она.
Он понял, что она благодарит его не только за ключ, но и за поддержку. Выйдя из кладовой, Джемма услышала, как старый солдат сказал Кингстону:
— А теперь убирайтесь из дома подобру-поздорову, или я заявлю на вас в маги — , страт.
Бывший дворецкий ответил ему грубой бранью. Джемма сделала вид, что ничего не слышала, и торопливо направилась дальше по коридору.
Хокинс догнал ее, когда Джемма уже подходила к двери кухни.
Миссис Кингстон находилась там, уже одетая в чепец и шаль. На кухонном столе рядом с остатками еды высилась горка свертков разной величины.
При виде новой хозяйки лицо ее исказилось от злобы, и она уже открыла рот, явно намереваясь сказать какую-то грубость, но Хокинс опередил ее:
20 
