Эта ночь осталась в ее памяти навсегда, но ни она сама, ни Прайс никогда об этой ночи не вспоминали вслух.
Впервые она отдалась ему, еще когда Прайс Вашингтон принимал наркотики. Свои дни он проводил в сладком наркотическом дурмане и вряд ли соображал, что делает. Ирен долго не соглашалась, но он только смеялся глупым и глумливым смехом человека, которому море по колено, и уже через полчаса все начиналось сначала.
В конце концов она все же уступила, причем ей пришлось сделать ему минет чуть ли не в прихожей, где он ее загнал в угол.
Когда — во многом благодаря ее усилиям — Прайс Вашингтон «завязал»с наркотиками и с виски, Ирен решила, что теперь-то все прекратится, однако время от времени он продолжал прибегать к ее услугам.
Вот как получилось, что в жизни Ирен просто не осталось места для другого мужчины. Она жила для Прайса и ради Прайса; все остальное не имело для нее значения.
Правда, у нее была Мила, но Ирен ясно видела, какой насквозь порочной, лживой и жестокой растет ее дочь. Другой такой маленькой сучки было не сыскать во всем Лос-Анджелесе, и Ирен бессильна была что-либо изменить. Вначале она, правда, все же пыталась как-то воздействовать на дочь, но скоро махнула на нее рукой, поскольку все было бесполезно, да, по правде говоря, Ирен никогда особенно не старалась что-либо изменить. Мила была самостоятельна и непредсказуема, или, как говорили когда-то на родине Ирен, «оторви да брось».
Впрочем, Прайсу Ирен никогда не рассказывала о своих огорчениях, надеясь на то, что скорее рано, чем поздно, Мила найдет себе мужчину, выйдет за него замуж и уедет куда-нибудь подальше. Когда же и Тедди вылетит из-под отцовского крыла, она останется с Прайсом один на один, и тогда он, возможно, наконец-то поймет, что она — единственная в мире женщина, которая любит его по-настоящему.
К огромному изумлению Тедди, в кино Мила прижалась к нему еще теснее, так что он даже растерялся. О чем-то подобном он мечтал уже давно — чуть не с тех пор, как вступил в пору полового созревания, однако Мила по-прежнему пугала его. Тедди чувствовал рядом ее живое тепло, ее упругую, соблазнительную плоть, а думал о том, как хладнокровно Мила выстрелила из револьвера и убила Мэри Лу. Это, впрочем, не мешало ему желать ее. Тедди очень хотелось ущипнуть ее за грудь, провести пальцами по бедру, запустить руку под юбку и нащупать… А может, лучше расстегнуть штаны и заставить ее ласкать себя?
Тедди еще никогда не путался с девчонками — в этом, отношении он намного отстал от своих одноклассников, которые — если судить по их собственным словам — начали жить половой жизнью сразу после того, как выучились ходить.
Впрочем, особой вины Тедди тут не было — это Прайс, который в последнее время просто поехал на образовании, поместил его в закрытую мужскую школу в Нью-Йорке, где он проторчал почти полтора года. Но не объяснять же это каждому новому знакомому! Гораздо проще притвориться, будто уже все знаешь и умеешь и что тебя уже ничем не удивить.
Так он и поступал, однако факт оставался фактом: несмотря на внешнюю браваду, Тедди оставался девственником, и это немало его тяготило. Если бы не отец, который строго следил за тем, чтобы сын не пошел по его стопам, Тедди уже давно усадил бы на заднее сиденье своего джипа одну из тех смазливых девчонок, что строили ему глазки на переменах. Если бы не отец и не… Мила. Она не отпускала его от себя буквально ни на шаг и вместе с тем не позволяла трогать себя, хотя Тедди на правах друга детства очень на это рассчитывал.
Вот почему слова Милы, предложившей ему потрогать себя за грудь, прозвучали для него как гром среди ясного неба.
— Что-что? — переспросил он.
— Я спросила, хочешь подержаться? — повторила Мила, поворачиваясь к нему.
— А… можно?
— Господи, Тедди! — сказала она с плохо скрытой досадой. — Ну почему ты такой робкий?
Смелей же!..
С этими словами она схватила его за руку и засунула к себе под майку.
Нащупав под майкой ее упругие грудки и остренькие соски, Тедди едва не кончил прямо в штаны. Еще никогда ему не было так приятно.
«Может, это и есть секс?»— подумал он, с упоением сминая и тиская ее податливые и теплые холмики. Его широкие штаны буквально трещали спереди, но в этом как раз не было ничего нового, поскольку Тедди всегда сильно возбуждался, когда рассматривал журналы с голенькими девочками. Но сейчас все было по-настоящему, и рядом с ним был не кто-нибудь, а сама Мила, которую он так давно вожделел.