93 
Теперь, лишь несколько минут спустя, Мойра вообще едва могла найти кусочек голубого в небе. Бесконечная тяжелая масса серых туч охватила его, словно их толкала чья-то невидимая огромная рука. Мойра прошла и села на одну из боковых виниловых скамеек впереди. Море было цвета свинца. Вместо веселых легких с белыми кудряшками волн — волны тяжеловесные, неуклюжие, взбалтывающие воду с эффектом глубокого разрушения. Мойра заметила, что над головой нет птиц. На пристани чайки были крупными, ярко-белыми и серыми, их сиплые крики наполняли воздух. Сейчас казалось, будто их кто-то стер с картинки стирательной резинкой.
Она подняла взгляд и увидела, что ее мама серьезно смотрит на Скай.
«Заходи, дружок, ко мне», — прозаично произнесла Скай.
Говорила паучиха*. Иона послала эту погоду. Дальше будет хуже, — подумала Мойра. Но они не отступят, даже если это ловушка.
* Речь идет о песенке, которую пел черепаха Квази в сказке Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в стране чудес»:
Говорила паучиха «Заходи, дружок, ко мне!
Ты других таких покоев не увидишь и во сне!
Эта лесенка витая прямо в комнаты ведет.
Знаешь, сколько тут сюрпризов дорогого гостя ждет!»
«Ну уж нет — сказала муха, — и напрасно ты зовешь:
Эта лесенка такая — если вверх по ней взойдешь,
вниз уже не попадешь».
..
Мойра дрожала. Ее блузка, куртка, джинсы, носки и кеды промокли, и она замерзла. Температура упала до пятнадцати градусов, и ветер усилился. Соленые брызги периодически падали на ее лицо и казались иголками, вонзающимися в кожу.
Скай чуть развернула лодку, нацеливаясь на брешь между двумя огромными островами. Плаванье оказалось гораздо суровее, когда лодку захватило течение. Мойра тайком взглянула на маму, которая внимательно всматривалась вперед, решительная, с белым, как мел, лицом. Морган взглянула на дочь глазами такими грустными и серьезными, что Мойра почувствовала легкую панику.
Треск, скрип, треск. Ее руки побелели от напряженной хватки за кромку лодки. Лицо щипало от соленых брызг и ветра.
О, нет. Знакомое чувство начало зарождаться в ее желудке. Она судорожно сглотнула. Затем ее рот наполнился слюной, и последними функционирующими клетками мозга она осознала, что ей необходимо наклониться над водой немедленно, потому что ее вот-вот вырвет.
Еще больше соленых брызг ударило в лицо, когда Мойра приблизилась к воде. Она начала плакать, ее тело внезапно разразилось рыданиями. Она никогда не чувствовала себя такой потерянной за всю свою жизнь.
Тут же ее мама оказалась рядом, собирая назад длинные волосы дочери, положив руку на шею Мойры. Когда желудок Мойры наконец стал не просто пустым, а вывернутым наружу, Морган потянула ее обратно. Она достала бандану из своего заднего кармана и промокнула пощипывающее лицо Мойры. Мойра плакала, понимая, что должна перестать прямо сейчас, зная, что выглядела, как ребенок, осознавая, что ее мама была абсолютно права, желая оставить ее на берегу.
«Я сожалею,» рыдала она. «Я сожалею.»
«Шшш, шшш», — говорила ее мама. «Это тяжело. Вот почему я не хотела, чтобы ты ехала».
«Я сожалею,"повторила Мойра, снова дрожа.
За секунду Морган внимательно осмотрела дочь, затем закрыла глаза. Она расставила пальцы на правой руке и приставила их к лицу Мойры, прикасаясь к виску, лбу и вене на шее. Затем она начала бормотать слова на гаэльском, некоторые из них Мойра узнала со своих уроков, но большинство ей были неизвестны. После нескольких мгновений Мойра сделала вздох облегчения. Ее тяжелая голова, мучительная тошнота, усталость и страх стали легче.
Через минуту Мойра осторожно выдохнула. О, Богиня, она дышит без боли. Она медленно делала глубокие вдохи, чувствуя, как боль и напряжение покидают ее с каждым выдохом. Она открыла глаза в тот же момент, когда ее мама открыла свои.
«Спасибо», — сказала Мойра, вновь испытывая благоговейный трепет. Ее мама исцеляла ее раньше, но сейчас Мойра по-настоящему поняла, откуда исходила эта способность — источник силы находился гораздо глубже, чем она когда-либо могла представить. «Так намного лучше».
«Мы нуждаемся в тебе в хорошем состоянии,» сказала Морган, и обняла ее.
Именно в тот момент Мойра поняла, что силы ее мамы как целительницы, вероятно, абсолютно равны ее разрушительной силе. Это был почти ослепляющий, наглядный пример того, как всё гармонирует в жизни: черное и белое, хорошее и плохое, исцеляющее и разрушающее. Мама всегда называла это шипом розы, и Мойра поразилась, насколько всё продуманно, насколько обнадеживающе в каком-то смысле, ведь колесо всегда безотказно вращается.
93 
