37 
Бум.
* * *
Так что я застрял на исправительных работах. Пайк был не из тех, кто позволяет преступникам легко отделаться. Тюрьма означала работу. И означала старомодную полосатую робу.
– Да уж, Томми, сынок, теперь ты точно «винтажен», – пропел он, когда я впервые вышел из камеры.
Став новым членом тюремной банды округа Джефферсон, я первым делом обсудил побег в кофейню «Лаки Бин» через дорогу от здания суда, расположенного в тенистом сквере крошечного городка Тартлвилль. Он стоял на каменистом берегу в верховье Руби-Крик, так что бóльшую часть года на главных улицах городка стоял холодный речной туман. Летом здесь было отлично, зимой холод пробирал до костей. Сейчас, весной, туман превращал мою дешевую хлопчатобумажную робу в подобие мокрой холодной перчатки. В апреле здесь слишком холодно для исправительных работ, связанных с водой, а полосатый комбинезон, липнущий к телу, просто унизителен. Я и два моих сокамерника – Берт, хронический мошенник, и Роланд, любитель превышать скорость, – дрожали и ежились на лесах, поставленных у входа в двухэтажный каменный особняк. Нас пытались исправить посредством отмывания каменных горгулий над входом в здание суда.
– Томми, сынок, а пройдись-ка еще раз по левому уху этой горгульи, – скомандовал Пайк со своей сухой и удобной скамейки под лесами. – Оно все еще зеленое. Выглядит так, словно у нее в ухе грибковая инфекция.
– Это же известняк, а поверхность данного камня очень пористая. Тут понадобится грунтовка.
– Я объясню это на заседании городского совета. Они обрадуются тому, что ты решил внести свой вклад в процветание города. Это доказывает, что наша исправительная система работает.
– Так что, мне теперь можно доверять? И можно отвести Берта и Роланда в кофейню, купить по чашке латте?
– По чашке чего? – не понял Берт, начищающий тряпкой каменный постамент горгульи.
– Кофе с молоком, деревенщина ты неотесанная, – объяснил Роланд. И потащил компрессор чуть дальше по лесам. – Мне нравится со вкусом мокко.
– Никто ни за каким кофе не пойдет, – сказал Пайк, делая мне страшные глаза.
– А вот мне интересно, – буркнул Берт. – Как так вышло, что на муниципалитете города с именем черепахи[9] вдруг оказались мартышки?
Роланд покачал головой.
– Это не обезьяны, придурок, это каменные демоны.
– Я баптист, так что для меня они обезьяны. Баптистские каменные обезьяны.
– Они горгульи, – тоном профессионала разъяснил я. – От старого французского слова gargoille. В средние века их использовали в качестве водостоков на крышах церквей. А сейчас они стали просто элементами декора.
– Ну ладно, – сказал Берт. – Но почему эта декоративная гадость торчит на муниципалитете города черепахи? Не лучше было бы вытесать здесь черепах?
– Тартлвилль был назван в честь чироки, придурок, – невежливо буркнул Роланд. – Моя бабушка была из чироки, она говорила, что до прихода белых людей здесь стоял Город Черепахи. Чироки очень уважали черепах. Они считали, что мир стоит на спине большой черепахи.
– Не говори этого баптистам. Они и на научные книжки плюются.
Роланд посмотрел на меня.
– А ты как думаешь, Меттенич? Мир развивался и эволюционировал, начался с «Бытия» или зародился силой большой черепахи?
Я слабо улыбнулся.
– Я верю в теорию хаоса. Иными словами, «дерьмо встречается».
Берт и Роланд заржали. Берт нацелился шваброй на «Округ Джефферсон», гравировку на арке, над которой сидели баптистские каменные обезьяны.
– Ну ладно, заумный янки, ответь на простой вопрос: в честь кого назван наш округ?
– Томаса Джефферсона, полагаю. Нашего третьего президента, известного архитектора.
– А вот и нет. Его назвали в честь Амоса Джефферсона. Нашего пионера и козовода, известного ловеласа. Три жены – причем одновременно – и девятнадцать детей. – Роланд свесился к Пайку. – Шериф, вы с Дельтой, случайно, не в родстве с Амосом?
Пайк хрюкнул.
– Все семьи, прожившие в округе Джефферсон дольше двух поколений, ему родня. Уиттлспуны, МакКендаллы, Нэтти – все. Все ему седьмая вода на киселе или вроде того.
Значит, и Кэти тоже, подумал я. Потомок Амоса Джефферсона? Возможно, сама судьба хотела, чтоб я понравился Кэти и местным козам.
– Козовод, да? – сказал я. – Значит, Бэнгер – потомок первых коз, которые жевали у пионеров первые телефоны?
37 
