6 
Я погрозила ей пальцем.
– Не я. Я отказываюсь увядать. И отказываюсь стареть. Я останавливаю свои биологические часы прямо сейчас. – Я щелкнула пальцами. – Вот. Сделано. Я больше не старею. Никогда не стану морщинистой, и кожа у меня не обвиснет, не будет возрастных пятен и последствий ультрафиолета. И брылей у меня не будет. Даже прыщей во время ПМС у меня не появится.
Все заулыбались. Все собрались вокруг меня, я видела их лица в зеркале, я словно оказалась центром цветка. Джуди вздохнула.
– Босс, – сказала она, – вы никогда не станете уродливой. Я даже представить себе такого не могу. Вы никогда не будете простой смертной, как мы, остальные.
Вокруг моего сердца словно сжался кулак из тоски, текучий спазм одиночества. Быть особенной означало быть одинокой. Я никогда и нигде не становилась своей. Мужчины нервно на меня глазели, женщины завидовали. У меня не было ни близкой подруги, ни друга, который не был бы геем. Я всегда была в первую очередь «лицом», а не личностью. Однажды, несмотря на всю браваду, лицо увянет. И тогда я стану никем. Не думай об этом.
Я попыталась сосредоточиться на элегантном блюде со свежими фруктами и обезжиренным йогуртом – подарке от отеля, – которое ютилось между наборами для макияжа, щипцами для завивки и прочим хламом. Моя диета «никаких складочек» красочно отражалась в зеркале. Я все время хотела есть и все время голодала. Отражение приобрело мрачный взгляд. Ненавижу питаться, как кролик в санатории здорового питания. Внезапно мой зеркальный двойник исчез. Вместо него я увидела мою бабушку, которая держала в руках китайскую ивовую плетенку с чудесными бисквитами. С глазурью. Жирной глазурью. В ней виднелись кусочки свиных сарделек. Рай.
Я не представила себе бабушку Нэтти с ее бисквитами. Я на самом деле увидела ее. Она явилась мне в зеркале. Ирония в том, что, если ты всю жизнь смотришься в зеркала, иногда они начинают смотреть на тебя в ответ. Как сейчас. Люди, которые верили в сверхъестественное, называли это гаданием на кристалле. Бабушка Нэтти заявляла, что может это делать с любой отражающей поверхностью. Зеркала, пруды, окна. Когда я была маленькой, она говорила мне, что я тоже так смогу. Вернувшись домой от бабушки, я рассказала, что видела лицо моей покойной мамы в окне спальни бабушкиного дома. Что мама, которая умерла, когда я была совсем крохотной, улыбалась, словно приглашая меня домой. Это была моя комната, прошептала она в моих мыслях. Теперь она может быть твоей. Папа сказал, что только сумасшедшие видят непонятно что в зеркалах, и запретил мне ездить в гости к бабушке Нэтти. Я отчаянно скучала по ней и по ее странной маленькой ферме.
С тех пор видений было совсем немного – один раз, когда мой бывший парень погиб, перевернувшись на катере, и несколько предсказаний смертей моих тетушек, сестер папы. Последнее видение было несколько лет назад, и оно было ужасно. Проверяя прическу и макияж за кулисами на вручении Оскара, я увидела папино лицо.
Оно всего на миг сменило меня в отражении. Мирное, прекрасное классической мужской красотой, любящее, обрамленное седыми волосами. Лицо папы, который был моим главным поклонником и самым жестким критиком. Типичного южного папочки, которого я обожала. Меня так напугало это видение, что несколькими минутами позже я сбилась, читая на камеру имя победительницы в номинации «Лучшая Актриса». Миллионы людей во всем мире смотрели трансляцию, а я пробормотала «Мерле Степ» вместо «Мерил Стрип».
– Я что, похожа на певца кантри с дикого запада? – дразнилась потом Мерил.
А когда я сошла со сцены, ко мне подбежал один из моих ассистентов.
– Вам срочный звонок из Атланты. По поводу вашего отца.
Он умер от инфаркта в клубе, во время вечеринки по поводу вручения Оскара. Бернард Дин устраивал вечеринки, только чтобы посмотреть, как я вручаю награды другим людям. Он был ужасно требовательным, но страшно гордился мной. И не верил в видения бабушки Нэтти, поэтому я так и не сказала ему, что тоже их вижу. Сейчас, глядя на бабушку, которая смотрела на меня в ответ, я заставила себя спокойно выдохнуть, хотя по спине и пробежала дрожь. Уходи. Ни разу ничего хорошего не случилось после таких видений.
Она упрямо осталась на месте. Яркая, как при жизни. Ее зеленые глаза пугали живым огнем. Седые волосы выбивались из-под кепки с трактором, которая для меня была экзотикой, совсем как тюрбан султана. Она умерла, когда мне исполнилось двенадцать, вскоре после моего последнего визита в Северную Каролину. Уклад жизни на ее горной ферме настолько отличался от жизни в Атланте, что мне казалось, будто я попала в другую страну. Мама прожила слишком мало и не смогла меня вырастить, а бабушка Нэтти не успела увидеть меня взрослой. Две самые важные женщины в моей жизни умерли, не сказав мне, как справляться с этими отражениями.
6 
