176 
Почему мы не можем вместо этого изменить сам мир?
— Мам, — прошу я, — можешь побыть с Ви еще немного?
Помню, в одном романе я читала, что коренные жители Аляски, впервые столкнувшись с миссионерами, приняли их за призраки. И это неудивительно. Белые люди, подобно призракам, с легкостью пересекают любые границы. Мы, как призраки, можем быть везде, где захотим.
Я решаю, что пришла пора попробовать окружающий меня мир на вкус.
Первое, что я делаю, — это оставляю машину на дороге и иду пешком милю до автобусной остановки. Продрогнув до костей, я, чтобы согреться, захожу в магазин Си-ви-эс. Останавливаюсь перед витриной, рядом с которой никогда раньше не задерживалась, снимаю с полки «Темный и красивый релаксер для волос «Здоровое сияние»» и смотрю на симпатичную женщину на картинке. «Для волос средней текстуры, — читаю я. — Прямые, гладкие и блестящие волосы». Я просматриваю инструкцию: многоступенчатый процесс, необходимый для того, чтобы волосы стали похожими на мои — после того, как я высушиваю их феном.
Потом я беру бутылочку «Увлажняющий масляный лосьон для волос «Розовое сияние»». Черная баночка «Профессиональный стайлинг-гель «Ампро»». Атласная шапочка, которая, как утверждается, должна минимизировать закручивание и ломкость волос по ночам.
Эти продукты мне незнакомы. Я понятия не имею, что они делают и почему необходимы для черных людей, а также как ими пользоваться. Но я уверена, что благодаря вездесущей телерекламе Рут сможет с ходу назвать пять шампуней, которыми пользуются белые люди.
Я иду в центр, где некоторое время жду на скамеечке автобус и смотрю, как двое бездомных пристают к прохожим. В основном они выбирают в жертвы хорошо одетых белых людей в деловых костюмах или студентов в наушниках, и примерно один из шести-семи лезет в карман за мелочью. Пожилая белая женщина из бомжей получает подачки гораздо чаще, чем молодой чернокожий мужчина, — его все стараются обойти стороной.
Соседний с Нью-Хейвеном район Хилл считается одним из самых криминогенных в городе. Через меня прошли десятки клиентов оттуда, в основном обвинявшиеся в сбыте наркотиков в бедных кварталах на Черч-стрит-саут. Там живет Адиса, сестра Рут.
Я брожу по улицам. Бегают, гоняются друг за другом дети. Девушки, сбившись в кучки, бегло разговаривают на испанском. На углах, сложив на груди руки, стоят неприветливого вида мужчины, молчаливые часовые. Я — единственное белое лицо здесь. Уже начинает темнеть, когда я ныряю в какую-то забегаловку. Кассирша за прилавком смотрит на меня, пока я иду между рядами. Ее взгляд обжигает, как молния.
— Вам помочь? — спрашивает она наконец.
Я качаю головой и выхожу.
Люди, мимо которых я иду, не смотрят мне в глаза. Я — чужак в их среде, который не похож на других. И я становлюсь невидимой.
Дойдя до Черч-стрит-саут, я иду между домами. Некоторые из них, как мне известно, признаны непригодными для жилья из-за грибка или структурных разрушений. Это место напоминает город-призрак с задернутыми шторами и обитателями, прячущимися внутри. Я вижу двух молодых людей, передающих друг другу деньги. На лестнице над ними какая-то старушка пытается затащить наверх кислородный баллон.
— Извините, — обращаюсь я к ней, — может, вам помочь?
Все трое поворачиваются ко мне и замирают. Потом парни смотрят наверх, и один из них кладет руку на пояс джинсов, из-за которого, как мне кажется, торчит рукоятка пистолета. Мои ноги превращаются в желе. Прежде чем я делаю шаг назад, старуха говорит: «No hablo inglе´s»[46] и с удвоенной скоростью карабкается дальше.
Я хотела пожить один денек, как Рут, но не настолько, чтобы рисковать жизнью. Однако риск — понятие относительное. У меня муж с хорошей работой и полностью оплаченный дом, и мне не приходится беспокоиться о том, что, если я скажу или сделаю что-то не то, это отразится на моей способности кормить семью или оплачивать счета. Для меня опасность выглядит по-другому: это то, что может отдалить меня от Виолетты, от Мики. Но каким бы обличьем ты не наделил своего персонального буку, он наполняет твой мир кошмарами. Он способен запугать, заставить делать неожиданные для тебя самого вещи ради того, чтобы оставаться в безопасности.
Для меня это означает бежать со всех ног в ночь, напоминающую сужающийся туннель. Бежать, пока я не удостоверюсь, что меня не преследуют. Через несколько кварталов я останавливаюсь на перекрестке. Сердце в груди колотится уже не так сильно, пот на спине высыхает. Подходит мужчина примерно моего возраста, нажимает кнопку на светофоре и ждет. Темное лицо в оспинах — дорожная карта его жизни. В руках у него толстая книга, но я не могу разобрать название.
176 
