ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  40  

Я ходил на изучение Библии каждый день. Заканчивая чтение Писания, мы произносили: «Аминь», после чего Большой Айк, управлявший группой, спрашивал: «У кого завтра суд?» Обычно кто-нибудь говорил, что у него завтра предварительное слушание, или что будут брать показания у производившего арест полицейского, или что-то в этом роде, и Большой Айк отвечал: «Хорошо, тогда будем молиться, чтобы никакой полицейский тебя не подставил», — и находил в Библии слова об искуплении.

Твинки был черным пареньком моего возраста. Мы много говорили о девушках и о том, как бы сейчас было круто замутить с какой-нибудь. Но, верите ли, чаще всего мы говорили о еде, которую больше всего любили на свободе. Я бы полжизни отдал, чтобы пообедать в «Тако Белл». А Твинки мечтал только о «Шеф Бойарди»[12]. Почему-то для меня не имело значения, какого цвета у него кожа. Если бы я встретил его на улице Хартфорда, я бы надрал ему задницу. Но в тюрьме было по-другому. Мы с ним парой играли в пики, мухлевали, подавая друг другу знаки руками и глазами, о которых договаривались заранее, — кто подумает, что парень из «Власти белых» и черный пацан могут работать вместе?

Однажды, когда я сидел в общем зале с другими Белыми парнями, во дворе для прогулок началась перестрелка между бандами. Потом по телевизору рассказывали, как беспорядочно летали пули и сколько человек пострадали случайно. «Вот почему, если когда-нибудь у нас будут разборки с бандами, — сказал я, — мы по-любому победим. Они не тренируются стрелять по мишеням, как мы. Они не знают, как правильно держать оружие, смотреть на мушку. Типичная ниггерская фигня».

Твинк не сидел с нами, но я видел его в другом конце зала. Его взгляд скользнул по мне, и он опять занялся своими делами. Позже в тот же день мы играли в карты на сигареты, и я подал ему знак второй раз зайти с бубны, потому что брал бубны пиками, а вместо этого он походил трефой, и мы проиграли. Когда мы выходили из общего зала, я повернулся к нему: «Какого хрена, чувак? Я же подал тебе знак».

Он смотрел прямо на меня. «Наверное, это типичная ниггерская фигня», — сказал он.

Я подумал: «Черт, я его обидел! — И потом: — Ну и хрен с ним!»

Я не перестал употреблять это слово. Но, признаю, иногда, когда я его произношу, оно застревает у меня в горле, как рыбная кость, прежде чем я выкашляю его.

Фрэнсис находит меня, когда я пробиваю ногой окно нашего дома и выдергиваю старую раму, которая падает и взрывается на крыльце дождем осколков стекла и щепок. Он складывает руки и приподнимает бровь.

— Подоконник совсем прогнил, — объясняю я. — А у меня нет монтировки.

Через зияющую дыру холодный воздух врывается в дом. Это приятно, потому что я весь горю.

— Значит, это никак не связано с твоей встречей, — говорит Фрэнсис тоном, который подразумевает: это самым непосредственным образом связано с последним получасом, проведенным мною в местном отделении полиции. Это была моя следующая остановка после больницы. Я высадил Брит, подождал, пока она заползла обратно в постель, и поехал прямиком туда.

Встречу эту на самом деле нельзя даже назвать встречей. Я просто посидел напротив жирного копа по имени Макдугалл, пока он регистрировал мою жалобу на Рут Джефферсон.

— Он сказал, что узнает, что к чему, — цежу я. — А это означает, что больше я его не увижу.

— Что ты сказал ему?

— Что эта сука убила моего ребенка.

Макдугалл ничего не знал о моем сыне и о том, что произошло в больнице, поэтому пришлось рассказать ему всю печальную историю. Тогда он спросил, чего я хочу, как будто это не было очевидно

«Я хочу похоронить сына, — ответил я. — И хочу, чтобы она заплатила за то, что сделала».

Коп предположил, что, возможно, я просто убит горем. Может, я неправильно понял то, что увидел. «Она не просто делала искусственное дыхание, — заявил я. — Она избивала моего ребенка. Даже другой врач сказал ей: «Полегче»».

Я сказал, что она затаила на меня зло. Коп тут же указал взглядом на мои татуировки: «Да неужели?..»

— Это преступление на почве ненависти, мать его, вот что это такое! — говорю я Фрэнсису. — Но разве будет кто-нибудь защищать англосаксов? Хотя нас теперь уже меньшинство.

Тесть становится рядом со мной и выдергивает кусок жести из оконного проема голыми руками.

— Уж мне-то можешь не рассказывать, Терк, — говорит он.

Может быть, Фрэнсис уже много лет и не высказывался публично о «Власти белых», но я знаю, что в запертом хранилище в трех милях отсюда он хранит оружие для грядущей священной расовой войны.


  40