3 
— А вот в этом ты ошибаешься, — ответил лорд Брэнстон.
Люси с удивлением взглянула на него, и он пояснил:
— Катрина сказала мне, что ни ее отец, ни моя сестра не одобряли обычая носить траур. По ее словам, они не верили в смерть!
— Что, скажите на милость, она имела в виду? — чуть повысив голос, спросила Люси.
— Как тебе известно, первые годы совместной жизни моя сестра с мужем провели в Индии и, очевидно, увлеклись там буддизмом. Поэтому они верили, что никто не умирает, а живет вечно.
— Никогда в жизни не слышала подобного вздора! — резким тоном заявила Люси. — Как могут люди исповедовать такие глупые и совершенно фантастические идеи? И ты, и я — мы оба видели покойников. И они были безусловно мертвы, когда их клали в гроб и опускали в могилу!
Лорд Брэнстон вздохнул.
— Я полагаю, многие не согласятся с тобой, да я и сам иногда думал о том, как было бы разумно и справедливо, если бы все усилия, потраченные нами в этой жизни на пути к самосовершенствованию, не пропали даром.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — твердо заявила Люси, — и не намерена больше выслушивать подобный вздор!
— Хочешь ты слушать или нет, — сказал лорд Брэнстон, — но, хотя Катрина глубоко несчастна из-за потери родителей, девочка твердо убеждена, что она с ними никогда не расставалась и что они оберегают ее, и не собирается носить траур.
Он немного помолчал, а потом продолжил:
— Поэтому она будет вести себя так, словно ничего не случилось, и станет посещать все приемы, которые мы будем устраивать и на которые нас будут приглашать.
— Я нахожу из ряда вон выходящим и чрезвычайно бессердечным, что молодая девушка, хоть сколько-нибудь любившая своих родителей, не оплакивает их гибель.
— Я же объяснил тебе, Люси, — с ноткой раздражения в голосе сказал лорд Брэнстон, — что она не верит в их смерть.
— В таком случае, по моему мнению, ее следовало бы поместить в клинику для душевнобольных! — едко заметила Люси.
Но, взглянув на лицо мужа, она поняла, что совершила ошибку. Нежным, ласковым голосом, который, как она знала, он находил совершенно неотразимым, она произнесла:
— Мне очень жаль, дорогой Артур, что ты лишился сестры. Я знаю, как ты любил ее, хотя она все время жила за границей, и, конечно же, мы должны сделать все, что в наших силах, для бедной осиротевшей Катрины.
— Именно это я и хотел от тебя услышать, — тяжело вздохнув, сказал лорд Брэнстон и похлопал жену по плечу. — Я рассчитываю на тебя, дорогая, и надеюсь, что ты оденешь ее так, как это подобает моей племяннице, и сделаешь все возможное, чтобы она произвела хорошее впечатление в обществе.
Именно в этот момент Люси пришло в голову, что чем скорее она сумеет выдать девчонку замуж, тем лучше.
Еще до приезда Катрины Люси уже решила, какие платья она купит ей и в каких именно магазинах. Однако чего она совсем не ожидала, так это того, что Катрина окажется красавицей. Когда девушка вошла в дом лорда Брэнстона, Люси была потрясена. И хотя она и не подозревала об этом, на мгновение ее собственное хорошенькое личико стало почти уродливым.
Катрина оказалась совершенно не такой, какой она ее себе представляла. Люси знала, что сестра Артура, которую она сама никогда не видела, считалась очень хорошенькой и что ее муж, которого та страстно любила, был красивым мужчиной.
Ей всегда казалось нелепым, что Элизабет, которая могла бы царить в высшем свете — а это, по мнению Люси, было самым главным в жизни, — вышла замуж за человека без денег и положения только потому, что влюбилась в него.
Судя по тому, что рассказывал лорд Брэнстон, многие молодые аристократы увивались за его сестрой, едва лишь она вышла из детского возраста.
Майкл Дарлей появился в их загородном поместье по недосмотру родителей Элизабет. Его пригласили на обед, который они устраивали в своем доме перед Балом охотников[1].
Он гостил у одного беспутного пэра, который проникся к нему симпатией. Дарлей был превосходным наездником и умудрился на лошадях своего хозяина выиграть все местные скачки с препятствиями.
Элизабет разрешили присутствовать на обеде, хотя она еще не начала официально выезжать в свет. А потом кто-то из гостей предложил взять ее на бал.
В очень милом, но совсем простом платьице и без всяких украшений девушка разительно отличалась от остальных дам, увенчанных сверкающими диадемами и одетых в пышные кринолины, мешающие им сидеть. Элизабет была похожа на скромную полевую ромашку среди зарослей экзотических орхидей.
3 
