очень нудно 
124 
– Тео всего лишь фантазия! Мечтая о нем, я отвлекалась от мыслей об ужасах, через которые мне пришлось пройти с Недом. Мне нравилось строить воздушные замки, но я никогда не обманывалась, принимая выдумку за реальность. – По щекам Джейси покатились слезы. – Я не слепая. Думаешь, я не знаю, что вы любовники? Ты хочешь знать, больно ли мне? Да. Мучает ли меня временами ревность и зависть? Да, слишком часто. Тебе удается все, за что бы ты ни взялась. Ты так много всего умеешь. Ты умная. Но в людях ты совсем не разбираешься. – Резко отвернувшись, Джейси быстро вышла за дверь.
Энни рухнула в кресло, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Как вышло, что она совершила такую ужасную ошибку? А может, это вовсе не ошибка? Джейси могла и солгать. Но в душе Энни знала: Джейси сказала правду.
Энни вернулась в коттедж – она не могла больше оставаться в Харп-Хаусе. Ганнибал встретил ее в дверях и проследовал за ней в ванную, где она избавилась от пистолета. Подхватив кота на руки, Энни отнесла его на диван.
– Я буду скучать по тебе, дружок.
После бессонной ночи ее покрасневшие глаза горели, словно под веки насыпали песку, а желудок сводило спазмами. Поглаживая кота, Энни обвела взглядом комнату. Похоже, ей предстояло покинуть остров почти налегке. Мебель принадлежала Тео, а кастрюли и сковородки не нужны, когда нет кухни. Из одежды Марии она решила забрать себе лишь несколько шарфов да красную накидку, а остальное оставить в коттедже. Что же до воспоминаний о Тео… Придется выдумать способ расстаться и с ними тоже, сказала она себе.
Энни моргнула, морщась от рези в глазах. Почесав Ганнибала за ухом, она опустила его на пол и подошла к опустевшим книжным полкам, где осталось лишь несколько старых книг в ветхих бумажных обложках да ее детский альбом, «Книга грез». Она чувствовала себя раздавленной, опустошенной. Энни взяла в руки альбом. Из него выпала театральная программка и несколько журнальных фотографий моделей с гладкими прическами. Когда-то ей казалось, что ее ждет шумный успех. Детские иллюзии.
Кот подошел и потерся о ее ноги. Перевернув страницу, Энни наткнулась на рецензию, написанную ею самой, где подробно разбиралась пьеса с участием звезды нью-йоркской сцены, непревзойденной Энни Хьюитт. Ох уж этот оптимизм юности.
Энни нагнулась, чтобы подобрать выпавшие из альбома листки, среди которых оказалось и два коричневых конверта, в каких она обычно хранила документы. Раскрыв один из них, она обнаружила рисунок тушью на плотной бумаге. Энни не помнила, чтобы этот эскиз встречался ей раньше. Похожий рисунок лежал и во втором конверте. Она поднесла их к окну. На обоих листах в правом нижнем углу стояла подпись. Энни недоверчиво моргнула. «Н. Гарр».
Сердце ее на мгновение замерло. Она внимательнее присмотрелась к наброскам. Ошибки быть не могло. Подпись принадлежала Нивену Гарру.
Энни принялась лихорадочно перебирать в памяти все, что знала о нем. Он приобрел широкую известность как живописец-постмодернист, а позднее, за несколько лет до своей смерти, увлекся фотореализмом. Мария всегда критически отзывалась о его творчестве. Странно, если учесть, что Энни нашла в коттедже три альбома с репродукциями его работ.
Она разложила рисунки на столе, где было светлее всего. Эти эскизы Мария и оставила ей в наследство. Они стоили целое состояние!
Энни опустилась на деревянный стул с ажурной спинкой. Откуда у матери эти рисунки, и почему ей понадобилось окружать их тайной? Мария никогда не упоминала о своем знакомстве с Гарром, а тот определенно не принадлежал к кругам, в которых она вращалась в былые дни. Энни внимательно рассмотрела надписи. Судя по датам, наброски были сделаны с разницей в два дня. На обоих рисунках художник изобразил тушью в реалистической манере обнаженную молодую женщину. Несмотря на скупую точность линий и четкость штриховки, выражение глубокой нежности на лице модели придавало рисунку романтическое очарование. Казалось, женщина отдает художнику всю себя.
Энни угадала чувства этой женщины, будто позировала сама. Она слишком хорошо знала, что такое любовь. Модель, худощавая, с длинными руками и ногами, с острыми скулами и густой гривой прямых волос, была красива особой, не расхожей красотой. Она напомнила Энни старые фотографии матери. На них тоже…
Энни прижала ладонь ко рту. Это и была Мария. Как же она не узнала ее с самого начала?
Но Энни никогда не видела мать такой – мягкой, юной, уязвимой, лишенной привычной резкости.
124 
