Стянув шапочку, Энни повертела ее в руках.
– Откуда мне знать?
– Ты знаешь больше, чем хочешь показать. Ты мне не доверяешь? Отлично. Но тебе придется крепко подумать, потому что на сегодняшний день я единственный, кому ты можешь довериться.
– Это какая-то бессмыслица.
– Тебе решать.
Настало время кое о чем напомнить.
– Когда я приехала на остров… и мы встретились впервые, ты держал в руке пистолет.
– Старинный дуэльный пистолет.
– Из коллекции оружия твоего отца.
– Совершенно верно. В доме целый шкаф, полный оружия. Охотничьи ружья, винтовки, пистолеты. – Тео немного помолчал, глаза его сузились. – И я отлично стреляю.
Энни сунула шапку в карман.
– После твоих слов мне стало намного легче.
Но, как ни смешно, она сказала правду. Если бы Тео действительно хотел ее убить по какой-то вздорной причине, известной ему одному, он уже сделал бы это. Что же до наследства Марии… Тео был одним из Харпов и определенно не нуждался в деньгах.
«Тогда почему он живет на острове? – вмешалась Милашка. – Может, ему больше некуда податься?»
«Как и тебе», – прибавила Пышка.
Энни заставила кукол замолчать. Возможно, ей это не нравилось (и даже точно не нравилось), но поговорить она могла с одним лишь Тео.
«В точности как тогда, когда тебе было пятнадцать», – заметила Милашка.
Тео взялся за дверцу денника.
– Творится что-то странное. Ты знаешь больше, чем хочешь показать, и лучше расскажи мне все.
– Возможно, стрелял ребенок. Сегодня отменили занятия в школе – учителя уехали на конференцию.
– Ребенок? Думаешь, в твой коттедж вломился тоже ребенок?
– Все может быть. – Нет, Энни вовсе так не думала.
– Если бы это сделал какой-то мальчишка, дом пострадал бы куда больше.
– Этого мы не знаем. – Она проскользнула мимо Тео к дверям. – Мне нужно идти. Джейси ждала меня еще час тому назад.
Но не успела она протянуть руку к двери, как Тео преградил ей путь – его крепкое мускулистое тело застыло перед ней, словно каменная стена.
– У тебя только два выхода, – произнес он. – Или покинуть остров… – «И оставить коттедж тебе? Черта с два!» – Или быть со мною откровенной и позволить помочь тебе.
Его предложение казалось таким искренним, что Энни едва не поддалась соблазну. Подавив отчаянное желание уткнуться лицом в свитер Тео, она призвала на помощь Пышку, которая бывала порой на редкость сварливой и несговорчивой.
– А с чего ты так печешься обо мне? Ведь я тебе даже не нравлюсь.
– Ты мне очень нравишься.
Его тон казался искренним, лицо сохраняло серьезное выражение, но Энни не купилась на эту уловку.
– Чушь.
Темная бровь Тео вопросительно изогнулась.
– Ты мне не веришь?
– Нет.
– Что ж, ладно. – Он сунул руки в карманы джинсов. – Ты, конечно, тот еще фрукт, но… – Его голос неожиданно смягчился, стал хриплым. – Ты женщина, а именно это мне и нужно. Уже давно.
Итак, он затеял какую-то игру. Энни читала это в его глазах, и все же ее обдало жаром, будто к телу поднесли горящие угли. Это чувство, неуместное и смущающее, застало ее врасплох, хотя стоило ли удивляться? Темноволосый синеглазый герой эротических фантазий, словно сошедший со страниц ее любимых романов, стоял перед ней, высокой тощей женщиной тридцати трех лет, с непокорными кудрями и лицом чудачки, подверженной роковому влечению к благородным с виду мужчинам, которые на поверку оказываются не слишком-то и благородными. Стремясь развеять его дьявольские чары, Энни, за неимением распятия, воспользовалась сарказмом.
– Что ж ты раньше не сказал? Я бы немедленно сбросила одежду.
Он продолжал окутывать ее своей дурманящей магией. Его голос, нежный, как чернильный шелк, и мягкий, как роскошный черный бархат, обволакивал и искушал.
– Здесь слишком холодно. Нам нужна теплая постель.
– На самом деле нет. – «Замолчи! Закрой рот, черт тебя побери!» – Я женщина горячая. По крайней мере так мне говорили. – Тряхнув волосами, Энни схватила рюкзак и метнулась к двери.
На этот раз Тео не встал у нее на пути.
Тео задержал взгляд на захлопнувшейся двери. На лице его застыла улыбка, похожая на гримасу. Ему не следовало дразнить Энни, хоть она и поддержала игру. Ее большие темные глаза тревожили его, бросали вызов, толкали на безрассудство. Пробуждали желание позабавиться, затеять игривый разговор, отпустить какую-нибудь соленую шутку. Вдобавок было нечто особенное в том, как она пахла. Не безбожно дорогими духами, к которым он привык, а обычным мылом и дешевым фруктовым шампунем.