13 
И я, конечно, пошла и смотрела на неё, пока могла, и больше в тот день ничего не произошло.
Никаких чудес, и с другой стороны от меня она не возникла, и я не вступила в сияющий столп, просто произошло больше хорошего, чем если бы я не опомнилась.
Когда бы я затевала этот текст для повышения собственной популярности, сделала бы несколько удобных выводов, пригодных для формирования позитивного мышления. Примерно, как в ваших любимых притчах о старушках или Джобсе. Что нужно идти навстречу радуге, пока можешь, и это проще, чем кажется. И всё такое. Но я только повторю, что после этого короткого осознания у меня стало заметно больше радостей, не только в тот день, а на много дней вперёд.
Однажды ночью я приехала из Иерусалима на Арлозоров (большое унылое пространство, заставленное автобусами и машинами) и пошла, крутя перед собой айпадик, чтобы выбраться на нужную улицу. И где-то на окраине парковки я услышала дудочку. Человек сидел на лавке и наигрывал нестерпимо печальную мелодию: концентрированное ночное одиночество, вокзал и бездомность.
Айпадик, наконец, сообразил, велел повернуться к нему спиной и уходить. Я пошла, и плотность звука стала ослабевать, но поздно, потому что отозвалась и зазвучала моя собственная тоска. Я шла, и мне пахли белые цветы и сирень; и город был пуст – мне, так что не найти даже чашки кофе. Начался день траура, но все кафешки закрылись именно для меня – город захлопнулся, как книга, а я выпала из него засушенным листом, запиской, фотографией, тенью, памятью, сном. Мне только дай потеряться – я слишком много слушаю мёртвых поэтов, чтобы смирно лежать там, где положили.
В ночь перед отлётом я спала долго, но беспокойно. Сначала приснился кошмар, в котором было всё, чего я боюсь: настойчивые длиннорукие покойницы, змеи и живые люди с зубами мертвецов. Я пыталась бежать, меня удерживали с тем, что «всё почти нормально», но я-то знала, как это на самом деле НЕнормально, и едва вырвалась, едва проснулась, вопя (насколько вообще возможно звучать во сне) нет-нет-нет.
И сразу уплыла в следующий сон, в котором обнимала мужскую спину и шептала в неё «я люблю тебя» – но он досадливо поёжился, и я поняла, что совершила ошибку. И тогда я проснулась и просто поцеловала между лопаток, и опять почувствовала – он недоволен. И тогда я снова и снова просыпалась, но всё что-то делала не так. И мне пришлось окончательно проснуться – одной.
Я подумала потом, что раньше серьёзно полагала себя лотосом, содержащим внутри жемчужину. Он закрывает лепестки слой за слоем, и тогда сияние любви становится незаметным – но оно там есть. Теперь кажется, я просто луковица, и сердцевина моя лишь чуть менее горька, чем внешние одёжки, и вряд ли нужно искать кого-то, кто возьмётся сдирать их, пока я буду исходить едким соком. Много слёз от этого и никакого тепла.
Позже я сошла с самолёта, и мороз тут же начал глодать щёки – так, наверное, лисы объедают лицо умирающего, а он уже способен только отражать глазами стылое небо, сосны и птицу. Трудно, знаете ли, воспринимать мир иначе, когда тебя ночью пугали призраками. И я, помня свой мрачный настрой, ради справедливости гнала из головы четыре слова, которые зазвучали, когда я выбралась из метро. В России нет радости. В России нет радости.
Много ли правды в них? Радость точно не изливается на нас с небес, как в Греции; она не подмешана ни в воздух, как в Иерусалиме, ни в горные воды или вино. Мы, поэтому, приучены отращивать железы, призванные генерировать её, и тренировать секретные мышцы, чтобы выжимать мёд хоть из камня, хоть из песка. Оттого хищных и несчастливых здесь больше, чем в остальном мире, сильных тоской, талантом и храбростью – тоже. Но хвастать нечем, и те, и другие опасны, так что впору нашивать на одежду знаки для предупреждения европейцев. «Внимание: высокая концентрация печали, яда и мёда».
Я вошла в дом, кот посмотрел на меня усталыми персидскими глазами и полез обниматься, очень по-человечески, двумя руками. У меня есть, кого любить, и есть, за кого бояться, но больше всего бывает страшно, что старый кот меня не дождётся, и возвращаться станет не к кому. Хорошо, что не в этот раз.
Я прижалась лицом к его спине, закрыла глаза и с тех пор, кажется, не приходила в себя, и уже никогда не приду.
В соционике есть понятие «миражные отношения». В описание я не вникала, но думала, что это означает «фальшивые», когда люди не могут найти своих настоящих партнёров и довольствуются «почти такими же». Миражом здесь являются легкость и взаимопонимание, а на самом деле это лишь поверхностный комфорт.
13 
