5 
Мекки взял последний аккорд, который долго еще летал под сводами зала. Никто не пошевелился, не вздохнул.
— Уап! — рявкнул Мекки. — Твистанем-ка на манер пятидесятых!
И он врубил такую оглушительную музыку, что у Сандры уши заложило. Народ ринулся на площадку. Сандра вцепилась в стул, чтобы ее не смели страждущие «твистануть».
Из круговерти танцующих вынырнула высокая фигура, туго затянутая во что-то кислотное, желто-зеленое, вот-вот переломится в талии. На гладко выбритой голове около уха извивалась вытатуированная черная змейка.
— Снуки! — ахнула Сандра. — Убила, наповал.
Снуки была манекенщицей, любимицей авангардных модельеров вроде Теда Димаджо. Экстравагантная, неутомимая экспериментаторша, она воплощала собой сумасбродный дух девяностых. Рэйв-культура, кислота и Снуки удачно нашли друг друга.
Снуки присела за столик и скосила на Сандру подведенный до самых висков желтым и оттого кажущийся клоунским глаз.
— Привет, птенчики! Как вам мой новый имидж?
— Отпад! — простонал Бад. — Удар ниже пояса.
— Я не нарочно метила в это место, Бад, — кокетливо пропела Снуки. — Оно тебе еще пригодится. Или ты безнадежен?
— Проверим?
— В другой раз. Где ты выкопала этот костюмчик, Финч? Не иначе в бабушкином сундуке. Там еще много осталось?
— На мой век хватит.
— Эй! — Снуки просигналила официантке. — «Отвертку» мне! И пожелтее! Пью только то, что подходит по цвету, — пояснила она Сандре. — И не вздумай мне железяку приносить!
— О чем речь? — осведомился Бад.
— Мекки сострил в прошлый раз. Заказываю «Отвертку», а мне на подносе суют штуковину эту железную. Народ рыдал.
— Девочки, я вас оставлю на минутку, — сказал Бад, вставая.
— Иди, не соскучимся. — Снуки отпустила его королевским жестом. — Но не возникай, если место будет уже занято.
Сандру давно не коробила подобная манера изъясняться. Привыкла. Кроме того, забористые словечки в исполнении Снуки звучали естественно и совсем не вульгарно. А может быть, сама она была так виртуозно вульгарна, что вульгарность ее воспринималась как стиль. Имидж, иначе говоря. Сандра так выражаться не умела и не пыталась научиться.
Снуки занялась «Отверткой» — коктейлем из водки с апельсиновым соком. Соломинка так и норовила выскользнуть из немыслимо длинных ногтей, выкрашенных золотым лаком. Вскоре поединок наскучил Снуки, и, вытащив соломинку, она отхлебнула прямо из бокала.
— Классный у тебя визажист, — сказала Сандра, рассматривая ее боевую раскраску. — И загар прямо как настоящий.
— А он и есть настоящий.
Снуки почему-то понизила голос. По ее заблестевшим глазам Сандра поняла, что сейчас услышит рассказ об очередном приключении, до которых Снуки была большая охотница.
— Белая вилла в окрестностях Реджо-ди-Калабриа. Пальмы, магнолии и…
— Итальянский граф с волнистыми волосами и маслинами вместо глаз?
— Граф, это точно, но родной, английский. Рост шесть с лишним футов, ни унции лишнего веса, грация леопарда.
— Как патриотично!
— Будешь насмехаться, ни слова больше не скажу!
Но этого Сандра как раз опасалась меньше всего. Снуки так и распирало от желания поделиться впечатлениями.
— Такого со мной еще не было. Он меня попросту похитил. Увел прямо с подиума, я даже разгримироваться не успела. Не лично, конечно, подослал камердинера с запиской. Вывел меня через служебный вход, погрузил в лимузин и по газам. Что? Куда? Оказалось, в аэропорт. Там уже самолет под парами. Четыре дня безумия и обратно. Поцелуй в темечко, кольцо с офигенным сапфиром и настоятельная просьба не болтать. До сих пор в себя прийти не могу.
— Мда, размах. А где кольцо?
— Дома, в сейфе. Музейная вещь. Все, больше ни слова.
— Темнишь. А был граф-то? Или, может, глюки одолели?
— Сказала б я тебе… Он без пяти минут женат. А от таких глюков я согласна всю жизнь тащиться.
— Полуженатые графы таких номеров не откалывают.
— Этот все может. Держись за стул. — Снуки приблизилась к уху Сандры и шепнула: — Грегори Мортимер. Что, съела?!
Она торжествующе смотрела на Сандру, которая просто потеряла дар речи. Вот это да! Грегори Мортимер, будущий граф Рэдклиф, потомок одного из древнейших родов Англии, неутомимый плейбой и красавец, известный тем, что ни разу не согласился на встречу с журналистами. Ни одного интервью или заявления для прессы, а уж донимали его дай бог каждому! Всю его жизнь покрывала завеса тайны. Охочая до скандалов публика вынуждена была довольствоваться слухами и сплетнями.
5 
