8 
— Только не стоит называть клиентов «старикашками», — невольно улыбнувшись, заметила Лесли. — Особенно таких многообещающих, как мистер Хаггерти.
Смутившись, Брайан нервно поправил очки, и продолжавшая улыбаться Лесли с трудом удержалась, чтобы по-матерински не погладить его по руке в знак утешения. Несмотря на то что ей было всего двадцать шесть, она чувствовала себя достаточно зрелой, чтобы быть его матерью. Возможно, потому, что ей уже с десяти лет, после смерти матери, пришлось взять на себя заботу о нежно ее любившем, но плохо приспособленном к жизни отце. Обстоятельства заставили ее повзрослеть очень рано.
Желание погладить руку Брайана улетучилось, когда она взглянула на свою собственную, все еще перебинтованную ладонь. Осколок стекла поранил безымянный палец настолько глубоко, что пришлось наложить швы. Лесли вспомнила, что никто так и не спросил, куда делось ее обручальное кольцо с бриллиантом в четыре карата, которое могло бы защитить палец.
— Пройдемте в дом? — странным, ненатуральным голосом продолжил Брайан, протирая очки. Он как-то отчужденно смотрел на нее своими близорукими глазами, и только тут Лесли спохватилась, что ему могли рассказать о случившемся? Скорее всего это была непристойная мешанина правды и выдумки. История и впрямь представляла благодатнейшую почву для самых буйных фантазий: кровь и амнезия, огонь и буря, пропавшее обручальное кольцо и смерть.
Однако даже смелая выдумка едва ли могла сравниться в своем безумии с тем, что произошло на самом деле.
Глубоко вздохнув, Лесли повернула ручку входной двери.
Проспав несколько часов, она проснулась уже в сумерках. Близилось время обеда. Через силу поднявшись, она пошла в ванную. Как бы там ни было, жизнь продолжалась, изменить ничего уже невозможно, да и не в характере Лесли было прятать голову в песок.
— Можно войти? — раздался за дверью нетерпеливый голос.
Лесли вздрогнула от неожиданности и осознала, что в дверь уже давно стучит Аннетт — экономка Винтеров, которая, по всей видимости, принесла поднос с обедом. Бросив быстрый взгляд в зеркало, она поспешила открыть.
— Боже мой, девочка! — воскликнула пожилая женщина, оглядев Лесли с ног до головы. — Ты похож на мокрый крыса, сунутый в воду.
Лесли не смогла сдержать улыбку. Аннетт приехала в Калифорнию из Бельгии тридцать лет назад и хотя вполне успела американизироваться, в напряженные моменты намеренно говорила по-английски неправильно, чтобы комический эффект разрядил обстановку. А моменты такие в доме Винтеров возникали то и дело.
Не переставая улыбаться, она взяла у экономки поднос, от которого исходил весьма аппетитный запах, и, поблагодарив, спросила:
— Миранда дома? Когда я приехала, она играла во дворе с Ареттой Эймс. Мне бы хотелось с ней поговорить. Не думала, что просплю так долго.
— Она в своей комнате, — ответила Аннетт и принялась застилать ее кровать. — Я принесла ей обед, но сомневаюсь, что она станет есть. Уж очень она расстроена из-за брата, бедняжка.
Сердце Лесли болезненно сжалось — двенадцатилетняя Миранда была единственным верным и преданным союзником во всем доме, а в ту ужасную ночь Лесли сбежала, даже не попрощавшись с девочкой.
— Она обо мне не спрашивала?
Сочувственно глядя Лесли в глаза, экономка отрицательно покачала головой.
— Нет. Она потрясена случившимся и ни с кем не разговаривает. — Поправив последнюю складку на покрывале, Аннетт продолжала: — Больше всего она беспокоится о Даниэле. Смерть мистера Симона, конечно, тоже была тяжелым ударом, но он был намного ее старше и вечно был занят делами компании. Они никогда не были особенно близки. А вот мистер Даниэль… Она просто светится при одном упоминании о нем.
Лесли отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
— Я знаю, Аннетт, — сказала она. — Представляете, он учил ее играть в футбол…
Странно было вспомнить об этом именно сейчас, но Лесли чувствовала, что никогда не сможет забыть то солнечное утро — неужели это действительно было всего неделю назад? — когда она, стоя у окна в кабинете Симона, смотрела, как на безукоризненно ухоженной лужайке перед домом Даниэль и Миранда бегали за мячом, натыкались друг на друга, падали, весело хохотали… Картина эта была ярким воплощением чистой, преданной любви и счастья. У Лесли возникло ощущение, будто она тайком подглядывает в запретный для нее Эдем, но глаз отвести была не в силах.
8 
