48 
Доминик был прав, она ведет себя, как упрямая ослица, сокрушенно подумала Кристи, увидев, что его лицо покрылось багровыми пятнами. Только бы он не догадался, что ею движет черная ревность.
— Проводим ночь вместе? Я бы не стал употреблять такое выражение в этой ситуации, — бросил он через плечо, усаживаясь на водительское место и включая мотор. — А даже если и проводим, почему Аманда или кто-то еще должен возражать против этого? В конце концов, мы с тобой взрослые, даже если один из нас ведет себя, как ребенок.
Кристи заерзала на сидении.
— Вряд ли я виновата в том, что все вокруг уверены, будто ты и Аманда — почти состоявшаяся пара, — пробормотала она.
Черная бровь Доминика взмыла вверх.
— Не говори ерунды, Кристи. Можешь сколько угодно рассуждать про мою связь с Амандой и собственную — с Дэвидом, — меня не проведешь.
— Но ты с ней встречался! — Кристи сама не смогла бы объяснить, почему она так упрямо стоит на своем.
Доминик свернул с дороги, и впереди показались огни над крыльцом его дома.
— Встречался? Боюсь, ты знаешь о моей личной жизни больше, чем я сам, — сказал он сухо. — Мне казалось, что мы вынужденно коротали вместе с ней время.
— Но ты…
Кристи уже хотела напомнить, что Доминик отравился в Лондон вместе с ее соперницей, когда вдруг поняла, на какую опасный путь вступает.
— Хватит искать оправданий, Кристи, — проговорил он звенящим от сдержанного гнева голосом. — То, что произошло между нами, уже произошло, и я нисколько не сожалею об этом. — Он так резко затормозил, что Кристи бросило вперед. Она выпрямилась. Сердце у нее стучало, как паровой молот. — Меня так утомило всякий раз наталкиваться на твою ледяную враждебность, — сказал Доминик устало, и Кристи кольнуло ощущение вины. Она держит его в напряжении после такого тяжелого рабочего дня. — Если ты ждешь от меня извинений или сожалений по поводу того, что я занимался с тобой любовью, то вынужден буду тебя разочаровать.
Впервые за все время их знакомства он просто повернулся к ней спиной и вышел из автомобиля, не попытавшись открыть ей дверцу, подать руку или оказать иные знаки внимания.
В холле Доминик включил верхнее освещение, и в резком электрическом свете следы усталости на его лице обозначились особенно четко. Казалось, он ждет ответа. Но что она могла сказать? Что тоже ни о чем не сожалеет… Нет, тогда он будет думать…
Что именно? Что она не против снова заняться с ним любовью? Что готова и далее поддерживать тот стиль отношений, от которого сердце у нее разрывается на части?
— Доминик, давай будем честными — по крайней мере, сегодня.
Он пристально посмотрел на нее, и глаза его странно блеснули. Казалось, он чувствовал себя оскорбленным… или…
Сердце у Кристи сжалось. Она торопливо облизала пересохшие губы.
Доминик качнул головой.
— Ради бога, не надо! И без того все так плохо — хуже некуда, а тут еще ты со своими играми…
Он осекся, еле слышно выругался и шагнул к ней, но опоздал. Кристи, отпрянув в сторону, уже мчалась обратно в морозную мглу, снова ощущая себя той хрупкой семнадцатилетней девочкой, которая принесла ему в дар свою душу и тело, чтобы оказаться отвергнутой…
— Кристи!.. — услышала она его возглас, но смысл того, что он кричал, ускользал в сумятице овладевших ею мыслей. Увязая в глубоком снегу, она бежала, куда глаза глядят.
Когда Доминик нагнал ее и схватил за руку, Кристи закричала, отбиваясь, но поскользнулась и упала в сугроб, увлекая его за собой.
— Кристи!.. Господи, с тобой все в порядке?
Но она уже ревела во весь голос, размазывая снег по щекам. Доминик торопливо встал, подхватил ее на руки и понес в дом.
Господи! Куда угодно, только не в кабинет! — мелькнуло в голове у Кристи, но, захлебываясь от рыданий, она не могла выдавить из себя ни слова.
Уложив Кристи на диван возле горящего камина, Доминик начал снимать с нее сапоги.
— Кристи, прости… Бога ради, прости!.. Я вовсе не хотел тебя обидеть!.. — хриплым, умоляющим голосом бормотал он, стягивая с ее ног промокшие носки и растирая заледеневшие ноги. — Послушай!.. Я вел себя, как последний негодяй, это все мой скотский характер. У меня и в мыслях не было… — Доминик тихо выругался и Кристи, на мгновение придя в себя, остановила глаза на его лице. — Ну, давай же! Сбрось с себя эти мокрые тряпки! — Доминик уговаривал ее, словно ребенка, и она послушно, как зачарованная, дала раздеть себя до нижнего белья и завернуть теплое банное полотенце. — Оставайся здесь, у огня, а я сбегаю и принесу чего-нибудь горячего.
48 
