46 
Энжи чувствовала, как по щекам текут слезы. Встав со своего места, подошла к Джефферсону и остановилась позади него. Обхватила за плечи и прислонилась головой к его спине.
Он резко отодвинулся в сторону и, повернувшись кругом, взглянул на нее. Его глаза потемнели от ярости, и она невольно сделала шаг назад, хотя понимала, что эта ярость направлена на него самого.
– Вот чего никто обо мне не знает, – мрачно заключил Джефферсон. – Это я убил ее. Когда впал в бешенство, ей просто некуда было деваться. С таким же успехом я мог приставить пистолет к ее виску и нажать на спуск.
Энжи охнула, но, оказывается, он еще не закончил.
– Вы правы. Эти люди меня любят. Любят с тех пор, как я приехал сюда шестилетним мальчиком. Но они меня не знают. И я очень сомневаюсь, что они стали бы так стараться сделать для меня что-то хорошее, если бы знали всю правду.
– Джефферсон, – голос Энжи дрогнул от боли, – это был несчастный случай. Вы не убивали свою жену. Просто приняли на себя страшное бремя. Но вы хороший человек.
Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом. Потом прошел мимо и занял свое место у штурвала. Запустив двигатель, дал полный газ. Нос катера так стремительно рванулся вверх, что Энжи отбросило на заднее сиденье. Они помчались по озерной глади со скоростью ракеты.
Когда катер остановился у причала Стоун-Хауса и Джефферсон подал ей руку, помогая выйти, его лицо по-прежнему хранило мрачное выражение.
– Не надо меня любить, – бросил он и, резко повернувшись, пошел прочь.
Энжи смотрела ему вслед. Слишком поздно. Она уже полюбила его, несмотря ни на что. И то, что он нес страшное бремя вины и печали, не могло заставить ее любить его меньше.
Но это заставило Энжи осознать правду. Правду, которую Джефферсон, возможно, увидел раньше ее.
Она здесь пряталась от того, что преподнесла ей жизнь. Но не смогла спрятаться от любви и от всего того, что означала эта любовь. Любовь к нему.
Она должна встретить жизнь лицом к лицу.
Показать, что не нуждается в его защите. Он сам взял на себя эту роль, в которой, по его собственному убеждению, однажды уже потерпел неудачу.
А она позволила. И это дало ей ощущение покоя и безопасности.
Но вместе с тем сделало то, что должно было сделать. Помогло излечиться. Теперь, чтобы любить его, она должна вернуться к нему полноценной, такой, какой должна быть. Не полуживой от страха и не заложницей своего прошлого. Теперь она должна дать ему то, что он дал ей. Поделиться с ним своей силой, как он поделился с ней своей.
И существует только один способ сделать это.
Она должна стать бесстрашной.
Джефферсон ушел в свою комнату, не дожидаясь, когда увидит реакцию Энжи на то, о чем он рассказал. Приготовился к тому, что утром она будет смотреть на него с презрением, как на человека, который на деле оказался совсем не таким, как все думали.
Он ждал, что увидит на ее лице следы слез.
Вместо этого, выйдя наутро из спальни, он увидел, что Энжи уже занимается делами. На кухонном столе, как всегда, стояли свежеиспеченные кексы. Из гостиной доносился шум.
– Завтра приедут фотографы! – крикнула она оттуда.
Он с трудом удержался от соблазна ответить, что плевать хотел на фотографов. Неужели она собиралась делать вид, что вчера ночью он ничего не говорил? Схватив кекс, Джефферсон вышел из кухни и подошел к двери гостиной.
Принцесса исчезла. Ее место снова заняла Золушка. Волосы были убраны под платок, шорты открывали стройные ноги, футболка плотно облегала тело. На полу у ее ног громоздилась небольшая горка из подушек.
– Откуда они взялись? – хмуро спросил он.
– Я их сделала.
Как ей удавалось нравиться ему такой не меньше, чем вчера, когда она была настоящей богиней? Неужели он так любит ее.
Любит.
Опять это слово. Внезапно Джефферсона осенило. Он любит ее. Так сильно, что готов дать ей уйти, чтобы жить той жизнью, которой она достойна.
– Когда?
– Прошлой ночью. Просто не могла уснуть.
Значит, то, что он рассказал, расстроило ее сильнее, чем она желала показать. Теперь он это видел. Энжи избегала смотреть на него.
Джефферсон засунул в рот черничный кекс целиком, будто это могло помочь затолкать в глубь души ощущение страшной утраты, вдруг навалившееся на него, несмотря на то, что она стояла прямо перед ним.
– Вам надо поискать какие-нибудь цветы, – распорядилась Энжи, укладывая подушку на диван. Посмотрев на нее, нахмурилась и ударила по ней кулаком. – Надо было попросить те, которые лежали на стульях вчера во время обеда.
46 
