очень нудно 
77 
Может, не надо уточнять? — мелькнула мысль. Бог-то с ним.
— Втроем — это кто? — все же спросил я.
— Мы с тобой и, конечно, маленький Катал. Он с ума сойдет, если узнает, что мы без него угощались мороженым.
Я глубоко вздохнул и сморгнул вдруг подступившие слезы. Не хватало еще расплакаться.
— Все в порядке? — тихо спросил Джонас, я только кивнул.
Несколько минут все молчали; потом я собрался с силами, не желая обрывать разговор на такой ноте.
— Еще можно по серпантину подняться на Хоут-Хед, — сказал я. — В хороший денек выйдет славная прогулка, верно?
Ханна похлопала сына по плечу:
— Помнишь, как однажды ты там заблудился?
— Не я — Эйдан, — ответил Джонас.
— Кто?
— Эй-дан! — громко повторил я. Сам не знаю, зачем я добавил звук, ибо Ханна слышала прекрасно. Так британцы говорят с континентальными европейцами — по слогам, медленно-медленно, как будто проблема непонимания таится в громкости и скорости речи.
— Кто такой Эйдан? — спросила сестра.
— Эйдан! — вновь гаркнул я, словно это помогало делу.
На секунду Ханна задумалась.
— Не знаю никакого Эйдана.
— Да знаешь ты. Твой первенец.
— Ох, бедный Эйдан, — тихо проговорила сестра. — Наверное, он никогда меня не простит.
— За что? — спросил я.
— Эйдан тебя любит, мам. — Джонас вновь развернулся к матери: — Очень любит. Ты это знаешь.
— Он никогда меня не простит. Но ведь он был выпивши, верно? А хмельному нельзя за руль.
— Когда это он хотел пьяным сесть за руль? — удивился я.
— Она говорит не об Эйдане, — тихо сказал Джонас.
— А о ком?
Джонас покачал головой.
— О ком?
— Не надо, Одран.
— Я много раз поднималась на Хоут-Хед, — сказала Ханна. — Помнишь, как Джонас собирал ежевику и потерялся?
Помню, — ответил я. — Я же был с вами.
— Не ври, тебя не было. Началось с того, что он собирал ежевику. Мы выехали на пикник — мама с папой, Эйдан, конечно, это было задолго до твоего рождения, Одран. — Сестра задумалась, а я промолчал. Меня ужасно тяготило, когда она вот так блуждала в воспоминаниях, путая детали и участников реальных событий. — Под ягоды я дала Джонасу коробку из-под маргарина, раньше были такие большие, квадратные, помнишь? Из желтого пластика. Ну вот, он ушел, и нет его, мы всполошились, ищем, окликаем. И на краю утеса находим маргариновую коробку, я думала, рехнусь на месте — все, думаю, малыш свалился. Со мной истерика. И тут он является — Лазарь, воскресший из мертвых. Коробку бросил кто-то другой. За всю жизнь не пережила я такого страха.
Я улыбнулся. Кое-что в истории соответствовало истине.
— Вот лишь теперь, — помолчав, добавила Ханна.
— А чего пугаться. — Ободряя сестру, я превратил вопрос в утверждение. — Страшного ничего нет. Будет хорошо. Тебя окружат заботой.
— Они такие воровки, эти сиделки. — Ханна поджала губы. — Интересно, среди них есть чернокожие?
— Ну полно тебе, — урезонил я.
— Мы будем приезжать так часто, что еще надоедим, — сказал Джонас, когда я подрулил к лечебнице. — Только скажи, что тебе нужно, и мы сразу все привезем.
— Это сейчас вы так говорите. — Ханна отвернулась к окну. — Поглядим, что будет через полгода. — Она вытянула руки и посмотрела на ногти. — В девичестве, вскоре после замужества, меня часто спрашивали, не родственница ли я У. Б. Йейтсу. Я всем отвечала, что мы пишемся по-разному. Одран, ты когда-нибудь бывал в Театре Аббатства?
— Да, много раз, — ответил я. — Мы с тобой вместе ходили, не помнишь?
— Нет, я там никогда не была, — покачала головой Ханна. — Меня бы туда не впустили. За плохое поведение папу отлучили от сцены.
— Здесь налево. — Джонас показал на больничный корпус.
— Я знаю.
Я заехал на стоянку, выключил мотор и на секунду прикрыл глаза. Мне было тяжело решиться на предстоящий шаг, однако я понимал, что племяннику моему еще тяжелее. Мир заметил молодого автора, его жизнь набирала ход, и он боялся себе навредить, поскольку все это выглядело предательством человека, желавшего ему только добра. Он не хотел бросать свою мать и опасался молвы — вот, извольте, сбагрил матушку в богадельню, — но что ему оставалось делать?
— Мы приехали? — с заднего сиденья спросила Ханна.
— Может, не надо, мам? — Джонас обратил на нее повлажневшие глаза.
77 
