65 
— послушайте, — обратился я к старикану, — вы, случайно, не видели, здесь валялась всякая разная одежда?
— что за одежда?
— ну, женская одежда.
— да валялось тут повсюду тряпье какое-то. я собрал все и позвонил в Армию спасения, чтобы они приехали и забрали.
— это одежда моей жены.
— а я так понял, что кто-то выбросил это все.
— да я по ошибке.
— ну, вон они, все еще лежат в коробке.
— серьезно? послушайте, не вернете мне их?
— забирайте, только сдается мне, что это ничейное барахло.
старикан сходил в дом, принес коробку и подал ее мне через ограждение.
— спасибо, — поблагодарил я.
— да ладно уж, — отмахнулся старик и, опустившись на колени, снова принялся копать землю.
я поволок одежду домой.
Мэри заявилась вечером в компании Эдди и Герцогини, с собой они принесли вина, я принялся разливать.
— смотри-ка, — сказал Эдди, — у тебя довольно чисто.
— Хэнк, давай больше не будем ссориться, — предложила Мэри. — меня уже тошнит от наших скандалов! ты же знаешь, что я люблю тебя, правда люблю.
— да уж, — пробурчал я.
мое внимание привлекла Герцогиня, ее волосы закрывали почти все лицо, чулки зияли дырами, а в уголках рта выступали капельки слюны, мне ее вид показался болезненно-сексуальным, и я запал на нее. отправив Мэри и Эдди прикупить еще вина, я, еле дождавшись, когда за ними закроется дверь, сграбастал Герцогиню и завалил на кровать, она была так худа — кожа да кости, бедняжка, вероятно, ничего не ела недели две. я навалился и вставил, получилось неплохо, только быстро, когда Мэри и Эдди вернулись, мы как ни в чем не бывало сидели по своим местам.
прошел примерно час, когда Герцогиня, выглядывая из-за свисающих патл, вдруг наставила на меня свой костлявый палец, в разговоре возникла пауза, палец строго указывал на меня, наконец Герцогиня разродилась:
— он изнасиловал меня, когда вы ходили за вином, он меня изнасиловал.
— слышь, Эдди, неужели ты ей веришь?
— конечно верю…
— знаешь что, если ты не способен верить другу, пошел нахуй отсюда!
— Герцогиня не врет. Если она сказала, что ты…
— ПОШЛИ ВСЕ НАХУЙ, ПРИДУРКИ!
я подскочил и швырнул свой стакан с вином в стену.
— что, и я тоже? — удивилась Мэри.
— ТЫ — ТОЖЕ! — пригвоздил я ее пальцем.
— господи, Хэнк, я думала, мы закончили с этим, я так устала от наших скандалов…
все потянулись к выходу — первым Эдди, за ним Герцогиня, замыкала Мэри. Герцогиня все твердила:
— он изнасиловал меня, я же говорю вам, он меня изнасиловал, сколько можно повторять, он выебал меня, просто схватил, завалил и выебал…
сумасшедшая, что с нее возьмешь.
все уже были за дверью, когда я сорвался и ухватил Мэри за руку.
— иди сюда, сука! — прошипел я и втащил ее обратно в комнату.
она не успела опомниться, как я сграбастал ее и придушил мощным поцелуем, одной рукой я коварно пробирался вверх между ее мощных ляжек.
— о, Хэнк, — простонала она, обмякая, я знал, что ей нравится.
— Хэнк, ну, Хэнк, ты же не мог позариться на этот мешок с костями?
я не отвечал, а продолжал свое дело. Мэри бросила сумочку на пол и освободившейся рукой ухватила меня за яйца, но они были пусты, мне нужна была передышка — хотя бы часик или около того.
— я выбросил всю твою одежду в окно, — признался я.
— ЧТО?
мои яйца оказались на свободе, зато ее глаза вылезли из орбит.
— но я все подобрал и принес назад, сейчас я тебе все расскажу.
я плеснул себе винца и продолжил:
— ты же чуть не убила меня.
— как?
— ты что, хочешь сказать, что не помнишь? я присел на стул и показал ей свою макушку.
— ох, бедненький мой! господи, прости меня! она склонилась надо мной и нежно поцеловала
безобразную кровавую коросту, я запустил руки под ее юбку, и мы снова сплелись в объятиях, но мне нужно было еще минут 40–45. а пока мы стояли в центре комнаты посреди бедности и разбитых стаканов, той ночью не было больше ни скандалов, ни бродяг, ни проституток, любовь взяла верх над всеми, и на чистом линолеуме трепетали наши тени.
это было в Новом Орлеане, во Французском квартале, я стоял на тротуаре и наблюдал такую картину: пьяный в жопу парень припал к стене и плакал, а итальяшка спрашивал его: «ты француз?» и пьяный отвечал: «да, я француз!» тогда итальяшка лупил его по морде со всей дури, и пьяная голова билась о стену, и снова итальяшка спрашивал: «ты — француз?», а лягушатник отвечал: «да», тогда макаронник снова бил, приговаривая: «я твой друг, друг, и хочу просто помочь тебе, понимаешь?» француз отвечал, что понимает, а итальяшка продолжал бить, с ними был еще один итальянец, он сидел в машине и брился при свете подвешенного фонарика, выглядело это очень забавно — сидит себе человек в машине, размалевал морду пенкой и бреется длинной опасной бритвой, он не обращал ни малейшего внимания на то, что происходило у стены, просто сидел и брился себе в ночи, так продолжалось до тех пор, пока француз не отвалился от стены и не бросился, спотыкаясь, к машине, он схватился за дверцу и сказал: «помогите!» но тут же получил удар от своего «друга», который продолжал твердить: «я твой друг! пойми же ты — ДРУГ!» француз завалился на машину и сильно качнул ее. видно, итальяшка, который брился, порезался, потому что он тут же выпрыгнул наружу, на лице его оставалась пена, а в руке — бритва, «ах ты, пиздюк!» — завопил он и стал полосовать бритвой лицо пьяного француза, а когда тот попробовал закрыться руками, итальяшка продолжал полосовать по рукам, приговаривая: «пиздюк сраный! поганая сука!»
65 
