86 
– Это был последний раз, когда ты убежала от меня, – наконец произнес он.
– Но я написала… – мой ответ прозвучал почти жалобно.
– Конечно. Если бы не написала, я все равно нашел бы тебя через некоторое время и наказал, – в голосе Роберта послышался смех.
– Как? – нахохлилась я сердито.
– А вот так! – произнес он внезапно охрипшим голосом и развернул меня к себе, крепко сжимая плечи. Я инстинктивно отшатнулась, но он даже не обратил внимания на мое сопротивление. Губы прижались к губам, горячо, требовательно, обжигая и пьяня. Он целовал так яростно, словно имел на это полное неоспоримое право. Потом оторвался и окинул мое заалевшее лицо собственническим взглядом.
– Ты будешь моей, Софи. Очень скоро. Так скоро, как только возможно.
– Но… – пискнула я неуверенно.
– Это – не обсуждается! – рыкнул и опять приник к моим губам в глубоком жадном поцелуе, не позволяя даже крошечному сомнению проникнуть в мою голову, крепко прижимаясь бедрами, всем телом, присваивая навеки.
В глазах Роберта в разное время я видела и любовь, и ненависть, и растерянность, и смирение. Но сейчас они горели такой решимостью и непоколебимой уверенностью, что я даже испугалась этого бешеного огня.
Я вспомнила того Роберта двенадцатилетней давности, который уверенно говорил, что человечество покорит космос, что нам по плечу все что угодно, что нам дозволено все, и мы сможем все на свете. Сегодняшний Роберт был таким же – несокрушимым и бесстрашным. Моим героем и победителем. Моей единственной любовью.
Я спрятала пылающее лицо на его груди, вдохнула родной запах, и стало даже немного страшно от безграничного, переполняющего сердце счастья.
– А как же моя мама? – вдруг пришла в голову тревожная мысль. – Ты еще злишься на нее?
– Твоя мама – моя будущая теща, – серьезно ответил Роберт, – и я люблю ее, потому что она подарила мне тебя.
И опять поцелуи, без которых я уже не могу жить. Тянусь за ними к его губам, радостно подставляю свои, обнимаю за спину, просовывая ладошки под сюртук, наслаждаюсь блаженным теплом в ласковом коконе его рук. Как тогда, в Торки, когда я не могла прожить ни минуты, ни секунды без его прикосновений, без его поцелуев, когда непрерывно шептала «еще, еще».
– Я долго думал над твоими словами, – произнес через некоторое время Роберт, и я почему-то сразу поняла, какие слова он имеет в виду, притихла и стала внимательно вслушиваться в негромкий голос.
– Когда ехал на поезде в Нью-Йорк, когда неделю плыл на пароходе, когда спешил сюда, в Камберленд. Ты права, Софи, – Роберт судорожно сжал меня в объятиях и хрипло добавил: – И… прости меня.
Слезы выступили у меня на глазах. Он понял! Он победил их! Я вглядывалась в лицо Роберта и не находила ни единого демона из тех, что терзали его раньше. Ни гнева, ни злости, ни обиды, ни жалости. Только чистую светлую любовь, согревающую сердце.
– У меня есть предложение, – прошептал любимый мне в волосы.
– Какое? – пробормотала я.
– Давай убежим в Гретна-Грин? Здесь на автомобиле несколько часов до границы. Сделаем вид, что тебе восемнадцать, а мне двадцать четыре. И мы, как и собирались, поженились в Шотландии… И не было этих двенадцати лет. Не было ничего. Мы полюбили друг друга в Торки, а потом, как и должны были, сыграли счастливую свадьбу.
– Давай! – обрадовалась я и задала волнующий меня с утра вопрос: – А у тебя в роду действительно были близнецы?
– Конечно, – улыбнулся Роберт. – А если и не было, то будут обязательно. И традиция начнется с нас. И вообще, Софи, если мы собираемся основать династию, то давно уже пора начинать двигаться в этом направлении.
И мы двинулись. Правда, сначала в Гретна-Грин.
Эпилог
В следующем году у нас действительно родились близнецы. Инженер-изобретатель, что с него взять! С именем Фредерик я была полностью согласна (так звали отца Роберта), но Алан… После долгих споров, плавно переходящих в поцелуи, младшего решено было назвать Леон, в честь Леонардо да Винчи.
Я поняла, что добропорядочная скучная жизнь хозяйки замка Нордвик мне по вкусу. Роберт больше не мотается по свету. Иногда ездит читать лекции по механике и геологии в Даремском университете, но чаще сидит у себя в кабинете над чертежами или возится в мастерской с разными металлическими колесиками, пружинками и рычагами. Порой из трубы мастерской валит вонючий дым, иногда лицо мужа покрыто копотью и сажей, но я все равно люблю его целовать, даже чумазого.
А я опять начала рисовать. Особенно мне нравится портрет Роберта, где он за своим столом, взъерошенный и растрепанный, погребенный под кипами бумаг и чертежей, а из-за его плеч выглядывают две светловолосые головки с пылающими азартом глазами. Муж хочет повесить картину в своем кабинете. Но мы повесим ее над камином в столовой. И нечего со мной спорить!
86 
