43 
Хочет – это хорошо; нуждается – это еще лучше. Выражение отчаяния на его худом лице казалось искренним. Но Анна не могла сделать себя уязвимой для такой боли, не теперь.
Ее измучили усталость и несчастья, и маска соскользнула, когда она подняла ему навстречу огромные синие глаза.
– Ты не хотел, чтобы я была в замке, когда ты вернешься, – всхлипнула она, больше не в силах сдерживать слезы. Они полились по щекам. Это ранило ее больше всего: она понимала, что когда-нибудь надоест ему в постели, но он оттолкнул ее так внезапно…
– Ты не представляешь, сколько раз я хотел развернуть машину и вернуться к тебе! Но мне не хватало смелости признаться даже самому себе, чего я хочу на самом деле.
– Так почему ты здесь, Чезаре?
Он хрипло рассмеялся.
– Как ты сама думаешь? Я приехал в Килларан и обнаружил, что ты сбежала. – Взглядом сияющим, как подаренный им браслет, жадным и пронзительным он пришпилил ее к месту. – Я приехал, чтобы вернуть тебя.
Понимая, что она может неправильно истолковать его слова, поддавшись своему желанию, Анна подавила инстинкты и заставила себя ждать, не реагируя. Однако она не могла справиться с потоком тепла, которое прокатилось по коже, или с трепетом под сердцем. Этот мужчина приехал за ней – наверное, это что-то значило?
Увидев, что признание не произвело на нее заметного впечатления, Чезаре раздраженно стиснул зубы. Он отказывался слушать мрачный голос в голове, который пророчил, что он ее потерял. Вместо этого Чезаре взял руку Анны и притянул к своей груди.
– Вернись со мной домой.
– Домой – не сюда, – ахнула она, пытаясь угнаться за Чезаре, который буквально выволок ее из вращающихся дверей терминала.
– Нас ждет самолет моей компании. Как, по-твоему, я сюда попал, cara? – спросил он в ответ на ее изумленный взгляд. – Нельзя же разговаривать у всех на виду.
Анна зажмурилась, чтобы не так сердито на него смотреть, и потерла руку там, где его пальцы впивались в кожу. Чезаре увидел, как она болезненно морщится.
– Я сделал тебе больно… – С ответной болью в глазах он поднял ее руку и коснулся запястья губами. Анна отдернулась, но легкий контакт все равно послал по ее телу электрические искры. – Ты всегда такая боевая, что я забываю, насколько ты нежная и хрупкая.
Теперь она следовала за ним сама, шагая шире, чтобы угнаться за Чезаре, торопившимся в тень пальмы. Даже под ней жар, который поднимался от мостовой, выжигал легкие.
– Я приехал, чтобы увезти тебя домой, и без тебя не вернусь. Если для этого мне придется ползать по земле и умолять, я готов.
От серьезности его слов у Анны на глаза навернулись слезы.
– Я не хочу, чтобы ты ползал или умолял, Чезаре. Я просто хочу, чтобы… – Она покачала головой, понимая, что желает невозможного. Чезаре понял, что все еще хочет видеть ее в своей постели; раньше этого было бы достаточно, но не теперь. Она не будет соглашаться на меньшее; она достойна большего.
– Чтобы я любил тебя? – ласково закончил за нее Чезаре. Она кивнула, глядя на него сквозь слезы.
– Я думала, что хватит просто секса, но этого мало. Я хочу больше.
– И я тоже. – Он долго, протяжно выдохнул. За чувством освобождения пришло изумление. Как легко дались эти слова! Почему он раздувал из этого такую проблему?
У Анна раскрылся рот и не закрывался, пока Чезаре не закрыл его легким движением пальцев.
– Прошлое на всех оставляет свою метку, – сказал он и подождал ее реакции. Анна кивнула. – У меня всегда было искаженное представление об отношениях, – признал он с искренностью, которая совсем недавно давалась так тяжело. – Брак моих родителей был катастрофой. Я презирал отца за то, что он любил мать даже после того, как она ушла. Любовь его уничтожила; мысленно я приравнивал любовь к слабости, а моя мать… – Он выразительно пожал плечами и хрипло засмеялся. – Что о ней скажешь, кроме того, что не все то золото, что блестит? Мне кажется, ей чего-то не хватало. Понимаешь, о чем я? – Он вопросительно посмотрел на Анну.
– Думаю, да. – С сердцем, полным нежности и сочувствия, которые она боялась проявлять, Анна осторожно потянулась и дотронулась до его руки, ожидая, что Чезаре оттолкнет ее. Когда взамен он улыбнулся, у нее сжалось горло.
– Она всегда все портит. У нее нет ни совести, ни простейших представлений о морали. В сочетании с обаянием и совершенно гедонистическим, эгоистичным подходом к жизни она оставляет за собой череду несчастий.
43 
