Его голос продолжал звучать где-то в глубине ее сознания, действуя на нее уми-ротворяюще. Нет, кажется, он уже перестал говорить, вдруг осознала Элизабет, но она по-прежнему продолжала слышать его. Как странно. Но ей не о чем беспокоиться. «Джон позаботится обо всем», – повторила она про себя его фразу. Ей надо просто лежать и дать ему возможность зажигать факелы в ее сознании.
– Бет, – сказал он дрогнувшим голосом. – Теперь ты можешь заснуть.
Паутина, окутавшая ее, пропала. Она почувствовала легкую растерянность, которую испытывала до того, как Джон соткал ее. И ей стало жаль, что исчезли эти необыкновенные ощущения. Словно она осталась в одиночестве. Никогда еще ей не доводилось переживать такое чувство потерянности.
– Джон…
– Я знаю, – проговорил он, коснувшись губами виска Элизабет.
Он не мог не знать того, что она переживает. Связь между ними еще сохранилась.
– Свет… – голос ее слабел по мере того, как она погружалась в дрему. Это было так прекрасно. – Пусть это вернется.
– Я не могу, любовь моя.
– Пожалуйста, – голос ее был почти таким же тихим, как и ее дыхание.
– Когда-нибудь.
Он пообещал, что это ощущение вернется, а Джон всегда держит свое слово. Элизабет осознала это столь же ясно, как явственно осознала и многие другие свойства его характера за несколько последних, совместно проведенных часов.
– Когда-нибудь, – повторила она, поудобнее устраиваясь у него на плече. Но что-то было еще такое, что продолжало беспокоить Элизабет. Взгляд, которым смотрел на нее Джон до того, как вспыхнул этот удивительный свет. – Ребенок…
– Что?
Не открывая глаз, она проговорила:
– В ту ночь, когда родился Эндрю… Что ты положил в молоко?
Джон нежно погладил ее волосы:
– Ничего. – Она знала, что он ответит подобным образом.
– Тогда тебе незачем было заставлять меня пить теплое молоко. Я его терпеть не могу.
– Я не знал, сможешь ли ты принять мою помощь, если не прибегнуть к эффекту плацебо.
– Может быть, ты и прав. – Глубокая дрема так сильно сковала ее, что не было сил говорить. И ей хотелось отдаться на волю волн, которые подхватили ее и понесли прочь оттуда, где уже не светил этот волшебный свет…
Она еще продолжала ощущать тепло, когда на следующее утро открыла глаза. В пещере стоял глубокий мрак, только сквозь щель между валуном и входом пробивалась серая полоска утреннего света. Ее нагие груди прижимались к горячей сильной груди Джона. И при каждом дыхании она чувствовала, как ее кожа касается шелковистых волнистых волос. Что это? Боль или острое желание, вдруг пронзившее ее, заставившее соски напрячься? Элизабет в смущении отпрянула от своего спутника. Ритм его дыхания изменился, и Элизабет поняла, что и Джон тоже проснулся.
– Бет?
– Думаешь, нам уже можно уходить отсюда? Кажется, уже рассвело, – голос ее прерывался от волнения.
– Да-
Она едва слышно рассмеялась:
– Что означает это «да»? Что уже рассвело или что нам пора идти?
– Должно быть, я еще не совсем проснулся, если выражаюсь столь невнятно.
Но и Элизабет чувствовала себя также не в своей тарелке, как и Джон. Ей никак не удавалось собраться с мыслями и сосредоточиться на чем-то, кроме мысли о том, что он совершенно обнаженный лежит рядом с ней и жар его тела пронизывает ее. У нее было такое ощущение, что если она дотронется до него, то просто обожжет руку. Дыхание Джона снова изменилось: стало прерывистым и тяжелым. А ей самой никак не удавалось глубоко вздохнуть, сбросить навалившуюся вдруг на нее тяжесть.
– Как ты считаешь, они все еще где-то поблизости?
– Понятия не имею, но меня это сейчас и не занимает вовсе. Бет… – Она вдруг почувствовала, как одеяло соскользнуло ей на бедра. – Бет, мне очень трудно. И тебе, как мне кажется, тоже. Позволь мне… – Его палец коснулся ее груди. – Какие они красивые и источают такую любовь, такое острое желание… Мне хочется видеть тебя всю. – Он мягко сжал ее груди ладонями. – Позволь мне утолить эту боль желания. Дай мне войти в тебя. Дать тебе то, чего ты хочешь. И ты испытаешь такое наслаждение, о котором даже не мечтала. Мне известно…
– Свет… – она даже не знала, услышал ли Джон то, что она сказала, если бы он вдруг не насторожился.
– Нет. – Он убрал руки с ее грудей. Дыхание его было по-прежнему затрудненным. Откатившись от нее в сторону, он сжался, как от боли. И она почти физически ощутила, как ему и в самом деле было больно: от неутоленного желания, которое наполнило мрак пещеры. – Обойдемся без света. Одевайся.