очень нудно 
107 
Принципа действия телепортов моррон не знал, поскольку единственно знакомый ему маг хоть и был немного сведущ в этом вопросе, но никогда не вдавался при нем в детали. Однако из бесед с Мартином Гентаром Аламез отчетливо запомнил, что кромка любого портала опасней остро заточенного лезвия топора. Она мгновенно и совершенно бескровно делит любой соприкоснувшийся с ней объект на две части: одна переносится в пункт назначения, а другая остается в исходной точке. Тот, кто не ведал этой особенности и был беспечен, мог легко лишиться рук, головы или ног.
Воспользоваться телепортом, находившимся как бы в наполовину свернутом виде, не представлялось возможным, так что о перемещении в убежище вампиров чужака и речи быть не могло. Однако этих мер безопасности Фегустину Лату почему-то показалось мало, и он еще оставил в трюме часового, правда, совершенно не бдительного и, несмотря на капитанские эполеты на его мундире, не имеющего ни малейшего представления о том, что такое устав и дисциплина.
Как только моррон повернулся лицом к носовой части корабля, то увидел в дальнем конце трюма не только свечение телепорта, но и караулившего его офицера, одного из тех лощеных щеголей, из которых состояла походная свита Фегустина Лата. Развалившись на составленных вместе наподобие кресла винных бочонках, молодой холеный вельможа мирно спал, издавая звуки, явно недостойные его аристократического происхождения. На вид он был еще совсем юнцом, хоть здравый смысл подсказывал моррону, что спящий часовой гораздо старше тех лет, на которые выглядел. Во-первых, трудно дослужиться до капитана, причем, судя по изящному и очень дорогому мундиру, гвардейского полка, к восемнадцати-девятнадцати годам. Даже учитывая очень знатное происхождение отпрыска, такой высокий чин сразу было не получить, что в шеварийской, что в любой иной армии. Во-вторых, юноша явно был из числа кровососущих, что доказывала не только его чуть бледноватая кожа, но и сам факт нахождения возле телепорта. Клан Мартел не доверяет свои тайны кому попало. В свое отсутствие Лат мог поручить охранять магический проход только другому вампиру, тому, кто был повязан с ним не только общностью интересов, но и узами крови.
Внешность спящего была обманчива, причем наверняка во всем, а не только в количестве лет, которые он прожил на белом свете. Не исключено, что в щуплом, тщедушном тельце долговязого парня сокрыта сила богатыря, а его тонкие, с виду слабенькие пальчики могли запросто проломить человеку грудную клетку, предварительно пробив нательную кольчугу среднего качества или кожаную броню.
Единственное, в чем Дарк мог быть абсолютно уверен, так в том, что беспечный караульный мертвецки напился и теперь не просто дремал, а спал нездорово крепким сном. Он ни за что бы не очнулся, пустись Аламез в пляс, заори что есть мочи или отхлещи недотепу ладонью по его бледным, но всё же слегка порозовевшим от выпитого вина щекам. Пять пустых бутылок, валявшихся у молодого вампира под ногами, были лучшим доказательством этого предположения. Шестой же сосуд с «солдатским счастьем» горе-офицер ещё сжимал в левой руке, в то время как пальчики правой ласково оглаживали покоившуюся на подлокотнике кресла слегка надкушенную куриную ножку. Неизвестно, что снилось нарушителю устава караульной службы и за что он принимал во сне гладкую, нежную, хорошо пропеченную куриную кожицу, но на его тонких губках застыла умильная улыбка, настолько противная, что моррону захотелось пройтись по лицу спящего не только ладонью…
Угрозы спящий не представлял, поскольку не только находился в неподходящем для схватки состоянии, но и не имел при себе оружия, если, конечно, не считать ножа, которым он пригвоздил к одному из бочонков кусок надкушенной, изгрызенной зубами колбасы, о который пьяный вампир, похоже, подтачивал затупившиеся клыки. Доспехов на теле юнца тоже не было. Темно-синий мундир, расстегнутый нараспашку, выставлял напоказ не только белоснежную нательную рубаху, но и небогатую мышцами, костлявую и к тому же абсолютно безволосую грудь.
Уснувшего часового не понадобилось бы даже оглушать, его можно было бы просто связать и, сбросив с трона из бочонков, оттащить в темный угол, но Аламез не увидел причин деликатничать. Как известно, лучший вампир – мертвый вампир. К тому же молодой офицер в дорогом мундире элитного полка олицетворял собой очень многое, что моррон презирал, когда был еще человеком. Дослужившийся до чина гвардейского капитана имперской кавалерии Аламез до глубины души ненавидел высокопарных, надменных снобов, не любящих воевать собственными руками, но охотно заставляющих других проходить через все ужасы войны, презиравших собственных солдат и бессовестным образом отбиравших у них «львиную долю» почестей и наград.
107 
