очень нудно 
49 
— Тебя, но это не значит…
— Но это значит, что ты все еще сомневаешься в моих способностях? — Он покачал головой. — В стране слепых… Кэйт, это совершенно удивительное открытие и потрясающая возможность его использовать, и ты это называешь ерундой?
— Не припомню, чтобы я употребляла слово «ерунда», — сказала она, понижая голос. — Это напоминает то, что мог бы сказать Мак-Кей.
— Но ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь, когда речь идет о расчетах, — сказал ей Эллиот, улыбаясь.
Кэйт взглянула на часы и повернулась к выходу. Пусть кричит на весь холл, если хочет.
— Эллиот, — сказала она на ходу, — я не верю в магию, не верю в сверхъестественное, в гороскопы или совпадения, которые предсказывают будущее. Теперь мне надо идти. У меня свидание с Майклом, а я уже неделю не брила ноги.
— Ах да, Майкл, — повторил Эллиот, проходя мимо шкафчиков. — Я думал…
— Мне лучше не вникать в твои мысли сегодня, — она была уже у двери. — Бай-бай.
Эллиот удержал ее за плечо.
— Смотри, Кэйт, это касается не только тебя, речь идет о Бине и ее будущем. По крайней мере, позволь мне изложить ей факты. Это должно быть ее решением.
Кэйт посмотрела на своего друга, покачала головой и пожала плечами. Затем она побежала вниз по ступенькам на свидание.
Глава XVI
Кэйт брела по Восьмой авеню в предвкушении приятного уикенда. Она решила, что после неприятностей с Биной, свадьбы Банни и выходок Эллиота имеет право не думать ни о чем. Она не станет вспоминать даже о своих маленьких пациентах. Она позволила себе так называемые «маленькие гастрономические радости»: зашла в несколько превосходных продуктовых магазинов по соседству и купила готовый куриный салат с карри, пакет прекрасного красного винограда и отварной палтус с лимонной приправой.
В пятницу пополудни у Кэйт был особый повод почувствовать уверенность в себе: наконец-то она дошла до того уровня, когда смогла нанять уборщицу. Тереза приходила только на полдня по пятницам, но стоило не пожалеть пятидесяти долларов, чтобы в конце тяжелой недели войти в прибранную, вычищенную пылесосом квартиру и затем лечь в свежезастеленную постель. Она вспоминала свои подростковые годы и отвращение, которое испытывала, возвращаясь домой в четыре грязные комнаты, где жила с отцом, нищету, дешевую еду — сардины, суп в банке и остывшую кашу. Она всегда с трепетом отворяла дверь, никогда не зная заранее, что увидит внутри, поэтому еще больше ценила уверенность, с которой могла открыть дверь своей нынешней квартиры, гордилась чистотой и порядком в ней.
Когда Кэйт проходила мимо корейского рынка, ее взгляд привлекли розы необычного, абрикосового оттенка. Было бы мило со стороны Майкла купить ей цветы, но если он не купит, хорошо бы все-таки поставить несколько таких роз в кувшин в гостиной и в вазу возле кровати. Она остановилась, и когда продавец предложил ей «специальную скидку — два букета всего за десять долларов для прекрасной леди», — улыбнулась ему и, заплатив десять долларов, отправилась дальше с упакованными в бумагу розами под мышкой.
Кэйт свернула за угол и оказалась в своем квартале. Многие окна были открыты, и, идя мимо домов из песчаника, она могла наблюдать, как люди на первых этажах готовили ужин, другие сидели в гостиной с книгой или бокалом вина, детишки играли на крыльце или в маленьких двориках напротив домов. Подойдя к своему крыльцу, она быстро взбежала по ступенькам, достала ключ, вошла в вестибюль и, забрав почту и даже умудрившись не уронить купленные деликатесы, сумочку и цветы, взлетела вверх по лестнице. Она вошла в свою маленькую чистую квартирку и перевела дух, затем сбросила у двери туфли. Был шестой час, ей надо было успеть выгрузить продукты, поставить цветы, принять душ и переодеться. Придется поторопиться. Только она поместила последнюю розу в вазу, предназначенную для спальни, как зазвонил телефон. Захватив его, с цветами в руке она направилась к столику в спальне, включив на ходу определитель номера. Ей просто было не до очередного звонка от Бины. Вероятно, это жестоко, но эти звонки начинали уже надоедать ей.
— Послушай, я не хотел бы, чтобы ты сердилась, — послышался голос Эллиота.
— Я не сержусь, у меня просто нет времени.
— Разумеется, пока ты еще не сердишься, — добавил Эллиот. — Я не хочу, чтобы ты рассердилась, когда я расскажу тебе то, что собираюсь рассказать.
49 
