очень нудно 
257 
— А то. Ладно, я тут все проверю, и мы еще перетрем. А, и ты, это самое, помни: я продолжаю полет вглубь системы. На всех парах. Вы, ребятки, уж меня там дождитесь, у Диска, я буду через двенадцать с половиной минут. Я просто хотел, чтобы не было никаких недопониманий. Чтобы ты знал.
— А, да, конечно, разумеется, а вы...
— Как я уже сказал, мое имя — За пределами нормальных моральных ограничений. И, как я уже упомянул, я корабль Культуры. Это главное. Ты будь как дома, проверяй мои идентификаторы и происхождение. Я тебе помогу, чем смогу. Я твой союзник. Друг. Мир. Дружба. Культура. Все вместе. Понимаешь? Чувак, я тоже, наверное, что-то не так понял, и мне очень приятно, что мы помирились. Я счастлив буду тебе помочь. Ты не мог бы выделить мне уголок в своем тактическом субстрате? Когда я займусь тем, что мне поручено, мне очень пригодятся ваши наработки.
— А? Да, да, естественно. Все протоколы, конечно, будут согласованы.
— А я так и думал.
— Если вы не корабль класса «Палач», то каков же ваш класс? Мне нужно его указать.
— Я сторожевик. Почетный ночной дозорный.
— Сторожевик. Сторожевик. Сторожевик. Сторожевик. А. Да. Я понимаю. А, э, приветствую на борту, не сочтите за фамильярность.
— Чувак, ты че? Расслабься. Всем привет. Я буду у вас через двенадцать минут.
Беттлскруа сделал знак, чтобы линию отключили, и резко развернулся к своему начальнику службы безопасности.
— Мы передаем опознавательный сигнал Вестника истины. Какого хера эта штука разнюхала, что мы в действительности на корабле класса «Глубочайшие извинения»?!
— Понятия не имею, командующий.
Беттлскруа позволил себе выдохнуть и усмехнулся горькой, неуверенной усмешкой.
— Ну что, это сойдет за наш новый девиз, а? Мы, кажется, ни о чем понятия не имеем.
Офицер по связям с флотилией прочистил горло и робко сообщил:
— Господин командующий, один из Малых Разрушителей — он был ближе остальных к той точке, откуда вначале поступали отчеты о планируемом столкновении, — докладывает, что наблюдал вспышки орудий и прочие признаки сражения. Среди обломков, обнаруженных в этом секторе, нет следов иных кораблей, только наши.
Беттлскруа молча кивнул и повернулся к секции командного мостика, отведенной под связь с Диском и управление фабрикаторами; дежурный офицер сел в знак внимания.
— Прикажите каждому второму фабрикатору выпустить корабли, немедленно, в порядке случайного выбора, — скомандовал Беттлскруа. — Половине оставшихся выпустить корабли в течение срока от следующей четверти часа до следующих четырех часов, опять-таки в случайном порядке и случайным образом варьируя время запуска. Половине оставшихся после этой операции приказываю выпустить корабли между четырьмя и восемью часами, и так далее, пока это уже не будет иметь значения. Понятно?
— Господин командующий, большая часть из них еще...
— Не готовы и не могут выполнять боевые функции. Я знаю. Наплевать. Сделайте, как я сказал, даже если придется вытащить их из какого-нибудь фабрикатора силой. Снарядите как можно большее число кораблей из тех, чья функциональность окажется наивысшей, антиматерией из флотских запасов. Выгребайте оттуда все. Некоторые наши корабли могут и на термояде продержаться... но, конечно, не этот корабль. Не мы.
— Слушаюсь.
Беттлскруа обернулся к связистам и усмехнулся главному офицеру связи ледяной усмешкой.
— Найдите мне Вепперса. Если не Вепперса, так Джаскена. Если они пропали, найдите их. Из-под земли достаньте. Сделайте все, что в ваших силах.
Соединение прервалось.
На экране перед ними застыло изображение прекрасного Адмирала-Законотворца ГФКФ Беттлскруа-Бисспе-Блиспина III. Адмирал был как шелковый.
Демейзен обернулся к Ледедже.
— Что ты об этом думаешь?
— Он даже не моего вида, — запротестовала она. — Откуда же мне знать?
— Ну да, но у тебя же есть какие-то впечатления; давай, выкладывай...
Ледедже пожала плечами.
— Лжет, скрипя своими безупречными зубками.
Демейзен довольно покивал.
— И я того же мнения.
Она никак не могла закончить обед, для которого и опустилась на землю. Вокруг увивались просители и почитатели, они подлизывались к ней и умоляли об одном и том же. Она вздохнула, раскрыла пасть и заревела, отгоняя их, но все, кроме нескольких трусов, остались стоять там, где и были. Оторвав заднюю ногу, она взвилась в тяжелый вонючий воздух с намерением занться добычей поплотнее где-нибудь в более уединенном местечке. Каждый взмах крыльев причинял ей боль. Каждое перо и каждая связка огромных темных крыл, казалось, безмолвно вопили.
257 
