184 
Их отношения то обрывались, то опять возобновлялись. Поэт ревновал всё сильнее, часто устраивал пьяные скандалы, а Людмила, собирая вещи, в который раз уходила прочь. «Создалась ситуация: невозможно жить вместе и невозможно расстаться, — писала в своих воспоминаниях Дербина, — я ощущала себя в западне». К тому же что-то трагическое, необъяснимое было в их романе. Николай однажды пророчески написал: «Я умру в крещенские морозы». Так и случилось.
В начале января 1971 года, несмотря на трудности в их взаимоотношениях, Дербина и Рубцов решили пожениться. Регистрация брака была назначена на 19 февраля. Спустя несколько дней после подачи заявления, 18 января, молодые отправились с друзьями отмечать какое-то событие в клуб. Рубцов в очередной раз приревновал Людмилу к какому-то журналисту. Когда его успокоили и инцидент, казалось, был исчерпан, весёлая компания отправилась догуливать на квартиру к Николаю. Там он изрядно выпил и стал опять приставать к возлюбленной с упрёками и оскорблениями. Тогда друзья, посчитав, что лучше им уйти, а молодым выяснить отношения наедине, поспешили удалиться. В квартире остались только Рубцов и Дербина.
«Я отчуждённо, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, — вспоминала о той страшной ночи Людмила Дербина, — слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд. Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть! Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой… Он влепил мне несколько оплеух… Я стояла и с ненавистью смотрела на него».
К утру Людмила попыталась уложить спать разбушевавшегося любовника, однако тот толкался, кричал и махал руками. А потом, вдруг резко схватив женщину за руки, стал тянуть её в постель. Людмила вырвалась и испуганно отскочила. «…Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, — рассказывала Дербина, — теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали… Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила её своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за горло. Он крикнул мне: „Люда, прости! Люда, я люблю тебя!“… Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо».
Испуганная женщина выбежала из дома и в первом же отделении милиции сообщила, что убила своего мужа. Милиционеры не поверили и посоветовали выпившей дамочке отправляться обратно домой. Когда же та сказала, что её муж — поэт Николай Рубцов, сотрудники милиции насторожились и всё-таки пошли посмотреть, что произошло.
Судебный процесс был долгим и мучительным. Сначала Дербину поместили в клинику для душевнобольных, но она всячески отказывалась оставаться там, предпочитая тюремную камеру соседству с тяжелобольными людьми. Она вспоминала, что все были заинтересованы, чтобы суд проходил за закрытыми дверями и всячески принуждали убийцу дать на это согласие. Людмила согласилась, однако долго потом жалела об этом. Её приговорили к восьми годами лишения свободы. Однако ей пришлось отсидеть пять с половиной лет, после чего она была выпущена на свободу и отправилась в Ленинград.
Её книга о жизни с Николаем Рубцовым «Воспоминания» вышла в 1994 году. Дербина отрицала свою вину, доказывала, что убийство было непредумышленным, как многие считали в то время. «Убивать его? — восклицала Дербина. — Такой чудовищной мысли у меня не было… Я ведь его не хотела убивать, бросать своего малолетнего ребёнка и идти на долгие годы в тюрьму». Она также вспоминала, что перед смертью поэт несколько раз жаловался на боли в сердце и обращался к врачу. Это, а также некоторые другие обстоятельства смерти, заставили судебно-медицинских экспертов вынести много лет спустя совершенно иное суждение о том, что, возможно, поэт умер в результате острой сердечной недостаточности. Так это или нет, теперь установить уже невозможно.
«Мой путь — это путь покаяния, — писала Людмила Дербина. — Как я оплакала Николая, знает одно небо. И мне оплакивать его до конца моих дней. Ничтожен суд людской, но благодатен, животворящ и бесконечно облегчающий душу суд Божий! Я исполнила наложенную на меня священником епитимью: три года простояла на коленях, кладя земные поклоны. И вдруг почувствовала: я не оставлена, не забыта, спасена!»
184 
