74 
– Ой, да проходите же к столу, Левко Степаныч, – всплеснув руками, захлопотала Яга. – Наслышана о молодцах ваших, на всю улицу девки галдели, как казаки кузнецкий ряд на льду обставили.
– Так воно и було! Запорожский казак при любом деле – перший буде! За то и выпьемо…
Я пожал плечами, почему бы и нет? Через два часа мне идти мёрзнуть на всю ночь, так что не вредно слегка принять для сугрева. На стол накрыли быстро. Полковник взахлёб рассказывал о перипетиях игры, и, судя по его горящим глазам, с этого дня у украинского хоккея большое будущее. Слово за слово, тост за тостом, разговор плавно перешёл на политику.
– Ото я и чуяв, шо булаву гетьманску поганые католики-австрияки зпёрли! Им же ж хлеба не трэба, тильки шоб люди русские друг до дружки веры не имели… Ось побачишь, пане участковий, як воны взвоют, коли мы с хлопцами за нагайки возьмёмся!
– На каком основании?
– Не розумию?.. Ты ж сам казав, що во всём австриякский посол виновен?!
– Мы говорили о разных вещах, – попытался объяснить я. – С вашей точки зрения – достаточно доказательства вины, а с нашей – это лишь повод для передачи дела в суд. Только суд вправе определить степень виновности того или иного человека и меру наказания.
– Ну так шо ж ты ждёшь? За химок злодия та и до суду!
– Обязательно, – пообещал я. – Вот буквально завтра же этим и займусь, а сейчас… Что с вами?!
Полковник, только что отправивший в рот здоровенный солёный груздь, неожиданно поперхнулся, закашлялся и перегнулся через стол.
– Охти ж, Никитушка, помогай давай! – вскочила бабка. – Видать, не в то горло пошёл грибочек, не подавился бы!
Я подхватил атамана за плечи и пару раз гулко хлопнул ладонью по спине. Злосчастный груздь вроде бы выскочил, но дело явно было хуже некуда. Лицо Левка Степановича побагровело, он силился что-то сказать, и Яга, скумекав причину, мигом притащила крынку топлёного молока. Полковник зажмурил глаза и протестующе замычал.
– Наипервейшее лекарство! – авторитетно заявила целительница, махом вливая в рот казака едва ли не половину.
Чорный побледнел, замахал руками, но поздно – от лечащей Яги ещё никому не удавалось вырваться. На шум борьбы прибежал Митька из сеней. Толком не сообразив, что происходит, почему-то начал крутить гостю руки за спину. Когда молоко кончилось, атаман откинулся на спину, два раза икнул и обмяк…
– А чёй-то здесь было, Никита Иванович?
– Всё нормально, Мить, – запоздало попытался я внести никому не нужную ясность. – Человек поперхнулся солёным грибом, и бабуля дала ему молока. Сейчас всё пройдёт.
– Не пройдёт, – задумчиво остановился наш младший сотрудник. Что-то в его безнадёжном тоне мне очень не понравилось…
– В каком смысле?
– Пан атаман желудком мается, хлопцы рассказывали. Потому и горилку пьёт, что для него молоко – чистый яд!
– Батюшки-светы… – обомлела Яга.
Митя сочувственно похлопал её по плечу и продолжил:
– Видать, отравили вы его. С такой-то кринки и здоровый мужик загнётся, а уж болезненному – прямоезжая дорога во землицу сырую. Гляньте, ить не дышит, поди?
– Митя, не пугай бабушку!
– Да рази ж я осмелюсь? Отравила и отравила, стало быть, интересы милицейские того требовали. Труп я поутру в лес отнесу, под ёлкой закопаю. А только вдруг заметит кто? Надо бы обдумать, как от бабулечки нашей все подозрения на нет отвести…
Теперь уже сама Яга схватилась за сердце и попыталась прилечь рядом с полковником Чорным. Я обеими руками заткнул рот нашему доброхоту и, крикнув на помощь Ваську, бросился приводить людей в чувство. Наша домохозяйка встала первой, как только кот сунул ей нюхательную соль под нос. С паном атаманом провозились дольше: во-первых, он тяжелый, а во-вторых, похоже, ему действительно нельзя было молока. Бедолагу дважды стошнило, и сердобольные стрельцы унесли страдающего запорожца в баню. Туда же отправился Митька и оставшаяся часть горилки, литра два… Наш увалень божился, что через пару часов полковник будет как новенький. А мне, хочешь не хочешь, пора было собираться на «ночное дежурство». В пятый раз повторюсь, идти не хотелось…
– Ты, главное, это, построже с ним там… – напутствовала бабка. – Ладанку в рукавицу клади, сподручнее доставать будет, да без дела ей не размахивай. Не ровён час, кого из соседушек заденешь…
– Какой дурак туда ночью попрётся? Кроме меня, естественно.
– Ой, да уж какой-никакой, а мало ли… – Яга всегда считала, что если основательно запугать меня дома, то на кладбище мне уже ничего не будет страшно. – Зимой-то спят все, редкий упырь за кровью свежей наверх полезет. А только ты всё одно не задерживайся там. Я-то на всякий случай стрельцов еремеевских загодя предупредила, чтоб тебя за воротами дожидалися.
74 
