очень нудно 
70 
Ризенкампф (нагло, с двухфунтовым презрением). Что? Бунт? Вы забыли, псы, плеть своего хозяина… Я быстро научу вас послушанию!
Матвеич (сурово, себе под нос). Вот это вы зря, гражданин хороший. Не стоит тут голос повышать. А нейтралитет я больше соблюдать не буду, хватит! У меня тоже совесть есть…
(Нестройный шум голосов в поддержку мага-ветеринара.)
Ризенкампф (насмешливо, с издевкой). Так, так… Это уже напоминает революцию. Ну что ж, кто еще хочет высказаться?
Брумель (ненавязчиво, но твердо). У нас есть небольшое замечание. Вы здорово нарушили правила игры. Охотясь на ландграфа, запрещено всерьез задевать его друзей. А уж убивать ведьм, красть особ королевского рода и использовать иноземную технику… Вы не правы, господин президент!
Ризенкампф (хихикая). Правила и законы здесь устанавливаю я!
Лия (близка к истерике). Гад, гад, гад! Поймаю – убью!
Ризенкампф (построжев, с законопослушным видом). Значит, сегодня я смогу исполнить гражданский долг и во имя спокойствия остальных уничтожить гнездо заговора в самом зародыше. Вы все умрете…
Кардинал Калл (тоном истинного проповедника). Остановись, безбожник! Именем Господа нашего Иисуса Христа заклинаю – остановись! Покайся, приди на исповедь и молитвами изгони зло, насыщающее твою грешную душу.
Ризенкампф (выдержав паузу). Ты стар и глуп, церковник. В этом мире я один Бог и государь! Кто идет против меня – тот идет против Бога.
…В общем, они переругивались так не менее получаса и в конце концов перешли на личности. Ризенкампфа в лицо называли козлом и недоноском, ну и он в долгу не оставался. Атмосфера быстренько накалялась. Рыцари опустили забрала и грозно потрясали копьями, русичи обнажили мечи и топоры, кардинал спешно отлучал тирана от церкви, Лия швырялась в Локхайм камешками, Матвеич пытался запевать с чертями «Марсельезу», и только князь с принцессой вроде бы забыли об окружающих. Злобыня Никитич что-то шептал на ухо Лионе, а та буквально млела.
Неожиданно рядом со мной открылась дверь, и к перильцам вышла сама королева Танитриэль. Да, давненько мы не виделись… На этот раз она была одета в шелестящее парчовое платье, на голове легкая диадема, а в руках охапка алых тюльпанов. Все внизу как-то разом опомнились, устыдились и замерли. Танитриэль тихо заговорила, по одному бросая на развалины цветы:
– Простите меня, Андрей. Простите, лорд Скиминок, Ревнитель и Хранитель, Шагающий во Тьму, тринадцатый ландграф Меча Без Имени. Вы знали все и шли на смерть. Вы могли отказаться, и никто не посмел бы осудить вас. Не было и не будет героя достойнее. Посмотрите с небес, сколько людей собралось в скорбном молчании почтить вашу память…
Надо заметить, что даже Ризенкампф заткнулся и не посмел ей перечить. Потом я услышал, каким замечательным человеком меня угораздило родиться на свет. Добрый, щедрый, мягкий, милый, душевный, обаятельный, умный, тактичный, веселый, лицеприятный, утонченный, образованный… да еще и красивый! Я попросту растаял в своем закутке. Надо же, как трогательно! При жизни тебе такого сроду не скажут… Несправедливо! Когда цветы закончились, а королева пошла обратно, в ее глазах стояли слезы. Пользуясь тем, что венценосный супруг смотрит в другую сторону, я тихонько скользнул следом и, прикрыв дверь, положил руку ей на плечо:
– Спасибо за теплые слова, но вообще-то я предпочитаю розы…
В этой стране все охотно падают в обморок, традиция у них такая. Королева Локхайма оказалась редким исключением. Ни обмороков, ни вздохов, ни сползания на пол – она так завизжала, словно увидела перед собой привидение! Хотя, если разобраться… кое-кто только что бросал цветочки мне на могилу. Пришлось запечатать ей ладонью рот и быстренько двинуть по коридорчику в апартаменты их высочества. По дороге Танитриэль, кажется, пришла в себя. Я втолкнул ее в ближайшую комнату, оказавшуюся ванной, прислонил к стене и терпеливо объяснил:
– Я – живой! Не призрак, не фантом, не бесплотный дух. Можно потыкать мне пальцем в живот, разрешаю. А сейчас я вас ущипну за нос, чтобы вы уверились, что не спите. (После этого мы попеременно щипали и тыкали друг друга.)
– Я вас не узнала! – И счастливая королева повисла у меня на шее. Мельком глянув в висевшее на стене зеркало, я невольно вздрогнул. Господи, кто это? Волосы дыбом, лицо в саже, усы торчком, от плаща одни лохмотья, весь грязный, как бегемот, – ландграф, одним словом! Неудивительно, что она меня не узнала. Удивительно, как я сам себя узнал… Минут пять пришлось потратить на умывание.
70 
