очень нудно 
67 
– Так отчего всё-таки… умер почтеннейший Ай-Гуль-ага?
– Да чёрт его разберёт! Я ж говорю… Лепёшку передай! Он меня вот тут укусил, затрясся весь и помер на фиг! Джамиля, ты ему… предварительно… крысиный мор в овсяную кашу не подсыпала?
– Нет! Клянусь аллахом! – вскинулась перепуганная девушка, но тут же поняла, что её защитник просто так мило шутит.
– Слушай, Ходжа…
– Опять лепёшку? Ну ты и… кушаешь, почтеннейший!
– Не, не надо, лопну… Я просто хотел поинтересоваться, а отчего эти ваши гули вообще копыта отбрасывают?
– Такие же наши, как и ваши, – напомнил Насреддин, отодвинулся от дастархана и вытер жирные руки о голенища мягких сапог. – Нечистая сила боится светлого имени Аллаха, деяний его пророков и благозвучного пения муэдзинов с высот минаретов и мечетей. Увы, мы мало о них знаем… Говорят, будто сила гулей втрое превосходит человеческую, что они питаются кровью и мясом правоверных мусульман, и только вовремя совершённый намаз да клинок дамасской стали способны повергнуть это злобное порождение шайтана!
– Ну, насчёт силы ты загнул… – Оболенский царственно икнул, с сожалением откидываясь на подушки, а молодая хозяйка быстро унесла жалкие остатки трапезы на кухню. – Катались мы с ним по ковру где-то два раунда. В партерной борьбе дедку бы меня вовек не одолеть… На предмет намаза – ничего обещать не могу, в последнее время я в нём как-то путаюсь… А вот дамасский клинок готов спереть хоть сегодня. Только скажи, где?
– Вай мэ, настоящий ятаган из Дамаска, с гравировкой коранических текстов, – вещь редкая и стоящая больших динаров. На весь Багдад таких сабель штук шесть-семь, не больше… Но дело не в этом, разве ты или я умеем владеть таким оружием? Ты – вор, я – законопослушный гражданин…
– Угу, которого уже разыскивает вся городская стража за ряд крупных афер и махинаций с частной и муниципальной собственностью! – нарочито прокурорским тоном поддел Оболенский, но согласился – изрубить в капусту сразу восьмерых пустынных кровососов под силу только сказочному герою. – Кстати, а это мысль! Как у вас тут с вольнонаемными богатырями?
– Батырами, – поправил домулло, уловив основную концепцию. – С батырами во все времена трудно. Они или где-то бьются с медноголовыми дэвами, или спят в объятиях спасённых дочерей султанов и эмиров. А чтобы вот так, запросто…
– Ой! – звонко хлопнула в ладоши Джамиля. – А я слышала, в караван-сарае как раз остановился один очень знатный батыр.
– Конан-варвар? – опять съехидничал Лев, хотя кто это, не припомнил бы, хоть режься.
– Нет, настоящий принц! Девятый сын князя заснеженной Армении… Храбрый, сильный, красивы-й…
Оболенский скорчил равнодушную мину, показал хихикающей девушке кулак и обернулся к Насреддину:
– Ну что… Берём?
* * *
В каждой женщине дремлет и Пенелопа, и Юдифь. Вопрос в том, кого вы разбудите…
Размышления на досуге
Я, кажется, как-то упоминал Леонида Соловьёва? Давайте закончим эту тему и больше не будем к ней возвращаться. Итак, все книги нашего уважаемого писателя совершенно заслуженно считаются классикой среди такого рода произведений. Я безумно горд, что столь ярко, сочно, жизненно и красочно передать общую суть всех легенд о Ходже Насреддине сумел именно русский человек! Не араб, не перс, не казах и не татарин, даже не мусульманин вовсе… Чтобы так написать, надо жить на Востоке, проникнуться его сладостью, пропитаться его ядом, владеть его певучим языком настолько легко и возвышенно, что у читателя не возникнет и тени сомнения в правдивости каждого слова автора. Леонид Соловьёв жил в Ташкенте и Алма-Ате, он знал всё это из первых рук. Мне же досталось совсем другое… Лев Оболенский – москвич, наш с вами современник, и, в отличие от романов Соловьёва, в Лёвиных россказнях я дотошно проверял каждое слово! Суть проблемы в том, что и я вырос не совсем на Востоке, хотя и на стыке культур Европы и Азии. Многое казалось непонятным, многое – надуманным и накрученным, а по кое-каким скользким вопросам и вовсе приходилось беспокоить специалистов. Но что меня действительно поразило – так это то, как убийственно мало знают теперешние востоковеды о Багдаде и Бухаре, о человеческих взаимоотношениях, о гибкости восточных обычаев и предрассудках религий… А ведь реальное существование нечистой силы они вообще отрицают напрочь! В результате я снова и снова возвращался к обрывочным записям моих бесед с Оболенским и понимал, что именно он, а не кто другой способен дать более-менее чёткое описание тогдашней действительности. Беда лишь в том, что ему всё происходящее представлялось совершенно естественным и многие вопросы, крайне любопытные с точки зрения этнографа и фольклориста, он попросту опускал. Видите ли, Лёвушке не было это интересно… Какая-то там никому не известная Джамиля занимала гораздо больше места в его голове, чем, например, идея завести путевой дневник и пунктуально фиксировать в нём всё необычное для образованного человека двадцать первого века. Увы, дневника он так и не завёл… А вот девушку спас. Об этом и будет наша следующая история. Для краткости назовём её «Сказ о Багдадском воре, молодой вдове Джамиле и сразу восьми злобных гулях». О, забыли Ходжу Насреддина, а справедливости ради надо напомнить, что основная идея нового сценария принадлежала именно ему…
67 
