127 
— Прекрати этот вздор! — резко оборвала Элоиза. — Гаррик так же хочет, чтобы малыш жил, как и ты.
— Ты лжешь!
Но тут оглушительная боль, куда сильнее прежней, вновь скрутила ее, и уже не осталось времени молить: пробивающийся к свету ребенок потребовал всей ее энергии, и снова Бренна почувствовала желание тужиться изо всех сил.
Гаррик стоял в дверях комнаты, ощущая себя более беспомощным, чем когда-либо в жизни. Он слышал все, что говорила Бренна, и ее слова впивались в него острым стальным клинком. Однако разве можно осуждать девушку за то, что она считает его слишком жестоким? Разве он когда-нибудь относился к ней иначе?
Мучительный вопль Бренны потряс Гаррика до глубины души. Подумать только, он хотел оказаться как можно дальше от нее, отправиться на Дальний Восток и никогда больше не видеть, но успел лишь добраться до Берки, как какая-то странная сила властно потянула его назад. Гаррик думал, что Бренна уже возвратилась на родину, и приехал домой только, чтобы объявить отцу о своем решении — вернуть Бренну. Жизнь без нее для него невозможна, несмотря на ненависть, которую она питает к нему.
Но мать сказала, что Бренна все еще здесь, и, узнав причину, был потрясен. Хотя он не мог сразу же отправиться к Бренне, боясь расстроить ее, однако каждый день старался оказаться поблизости от маленького домика, надеясь увидеть любимую. И сегодня, слыша ее крики, увидев, что она без сознания, Гаррик совершенно потерял голову от страха.
— Мальчик! — воскликнула Уда, поднимая новорожденного за ножки.
Гаррик благоговейно смотрел на крошечное тельце. Уда встряхнула ребенка, покачала головой и снова встряхнула. Гаррик затаил дыхание, ожидая, что мальчик пошевелится или закричит.
— Беда, — покачала головой повитуха. — Дитя неживое.
— Нет! — завопил Гаррик, врываясь в комнату, и, взяв сына огромными ладонями, беспомощно уставился на Уду. — Он не должен умереть! Бренна скажет, что я убил его!
— Младенец не дышит. Такое бывает со многими детьми. Ничего нельзя поделать.
Гаррик взглянул на неподвижного малыша:
— Ты будешь жить! И дышать! Рядом появилась плачущая Элоиза:
— Гаррик, пожалуйста! Ты только терзаешь себя!
Но он уже не слышал. Сердце раздирала невероятная мука от сознания того, что этот живительный воздух, который наполнял его грудь, не проникает в горлышко сына. И, склонившись к крошечному тельцу, сам того не сознавая, начал вдувать воздух в посиневшие губы.
— Ай-й-й! — завопила Уда. — Что он делает?! — Повитуха с громким воплем выбежала из комнаты. — Он рехнулся! Сошел с ума! Но отчаянные попытки Гаррика вдохнуть жизнь в сына не удавались. Однако времени на размышление не оставалось, и он снова попробовал сделать то же самое, накрыв губами рот и нос малыша, так, чтобы воздух проходил только в его глотку. На этот раз крошечная грудка поднялась, ручки шевельнулись, и новорожденный, задышав самостоятельно, издал такой громкий крик, что было слышно во всех уголках дома.
— Слава Господу за чудо! — воскликнула Линнет, опускаясь на колени, чтобы принести благодарственные молитвы.
— Это и вправду настоящее чудо, Гаррик! — тихо сказала Элоиза. — Только чудо сотворил ты сам. Именно ты дал жизнь сыну.
Гаррик передал матери вопящего младенца. Чудо или нет, но потрясение было слишком велико, чтобы у него остались силы говорить. Гаррик ощущал такую невероятную гордость, словно совершил величайший подвиги жизни.
— Нет нужды спрашивать, принимаешь ли ты сына, — сказала Элоиза, заворачивая младенца в одеяло и кладя у ног Гаррика, как полагалось по ритуалу.
Гаррик наклонился и, положив дитя на колени, брызнул на него водой из чащи, принесенной Элоизой, как когда-то сделал отец с его сестрой, а до того с ним самим и Хьюгом.
— Дитя это отныне будет носить имя Селиг, Благословенный.
— Хорошее имя, поскольку Господь действительно благословил его, — гордо кивнула Элоиза и снова подняла ребенка. — Теперь иди вниз и скажи отцу, что у него появился еще один внук. Он будет вне себя от счастья.
Но Гаррик, покачав головой, медленно подошел к постели Бренны. Глаза ее были закрыты. Он вопросительно поглядел на Линнет.
— Она потеряла сознание, когда родился младенец, — пояснила Линнет, вытирая пот со лба Бренны. — И не знает, как ты боролся за жизнь сына, но я все расскажу.
Но поверит ли Бренна?
— Я знаю, что она потеряла много крови. Выживет ли? — спросил он.
127 
