очень нудно 
35 
– Мне надо задать тебе один вопрос, – начал он, садясь в постели. – Это относится не к тебе конкретно. Вопрос этот я задал бы любой на твоем месте.
– Ты хочешь знать, здорова ли я, – сказала она. – Я это поняла, ничего страшного. Я ведь от тебя ничего не скрываю. – Она заглянула ему в глаза. – Все боятся, – заключила она.
Он был достаточно пьян, чтоб не задуматься о том, что могло бы означать такое двусмысленное высказывание.
– Тогда у меня есть идея.
– Да?
– Насчет того, как мы могли бы все-таки…
– У тебя припасено что-то? Для тебя?
– Нет. Но одну минуточку…
В ванной, где собственная голова вдруг показалась ему шаром, катающимся взад-вперед на хорошо смазанных колесиках, он порылся под раковиной. Там в корзинке было много барахла, оставшегося от Дженис. Все это она бросила, а может, забыла. Археологические пласты. Жесткие контактные линзы еще с тех времен, когда она не носила мягких. Пахучее мыло. Испачканные бумажные салфетки, пастилки от кашля, просроченные рецепты, заколки для волос, а, вот и то, что ему надо, – ее старый колпачок. Уезжая, она взяла новый, этот же, которым не пользовалась уже года три-четыре и, конечно, ненужный и Питеру, в спешке и суматохе забыла. Колпачок был в каких-то пятнах и даже пыльный. Питер поднес его к свету посмотреть, целый ли. Вроде целый. В зеркале Питер показался себе бледным, испуганным. Член, еще минуту назад твердый, как ручка метлы, сейчас сонно поник. Почти два часа ночи. Через шесть с половиной часов его ждут на работе. А он даже не помнит дела. Временное умопомрачение – ведь столько этих дел… Заключительное слово? Вынесение приговора? Отбор присяжных и беседа с кандидатами? Ему так надоело задавать вопросы. Не отвергаете ли вы, сэр, по религиозным, моральным или иным соображениям смертную казнь так решительно, чтобы это могло бы воспрепятствовать вам вынести справедливое решение обвиняемому в убийстве первой степени? Его предки Скаттергуды, эти квакеры в черных шляпах, помогавшие основать этот город на принципах мира, терпимости и всеобщей выгоды, перевернулись бы в своих гробах, зарытых на глубине шести футов на старых тесных кладбищах возле их молельных домов за чертой города, узнай они, что их потомок требует для кого-то смертной казни.
Порывшись, он извлек выжатый и перекрученный тюбик с пастой для колпачка. Записка все еще висела – «Я знала, что ты заглянешь сюда». Теперь его очередь подшутить. Ха. Он с силой сдавил тюбик и с трудом выжал из него с чайную ложечку пасты. Хватит? Неудивительно, что женщины терпеть не могут смазываться этой дрянью. Лучше побольше. Размер матки может быть уподоблен примерной величине груши. Слова из какого-то старого судебного освидетельствования изнасилованной. Половина всех баб в его конторе мечтают о детях и только о них и говорят. Колпачок же – это врата смерти. Следующим его делом будет опытный жучок на скачках. Этот обвиняемый выстрелом в затылок размозжил голову соседу. Похоже на любовный треугольник. Если в жюри он выберет негритянок, парню несдобровать – нет присяжных суровее, чем эти евангелистки, вопящие по воскресеньям на утренних службах. Такие пустой болтовни не потерпят… Белые же заседательницы из средних слоев могут повести себя по-разному. Но с другой стороны, многие негритянки не раз убеждались в несправедливости полиции, знают, как прихотливо и непредсказуемо правосудие, и ненавидят систему, погубившую стольких чернокожих мужчин. Америка, во многом построенная на труде и костях чернокожих, продолжает брать с них мзду. Если бы ему, Питеру Скаттергуду, не были бы предоставлены все эти его чертовы мыслимые и немыслимые привилегии, кто знает, может быть, и он стал бы каким-нибудь отщепенцем – полоумным наркоманом, зарабатывающим на жизнь продажей ворованных шприцов, распространяющим СПИД и прочую смертоносную заразу. Стоя перед зеркалом в резком свете лампочки, он все мазал и мазал колпачок пастой, выдавливая ее из тюбика. Дженис хотела детей, мечтала об этом, а он сомневался – сколько маленьких Дженис и Питеров убили они, тратя деньги на всю эту противозачаточную дребедень, – ничего другого он не признавал. После тридцати ты лучше разбираешься в том, как избежать беременности, чем в том, как заиметь детей. Возможно, позволь он Дженис забеременеть, и она сейчас была бы с ним. Да, возможно, но хорошо ли это было? И прыгала бы сейчас у него на коленях темноволосая малышка. Папа! Нет, преступно, что у них не было детей! И как бы счастливы были его родители. Не знаю, Дженис, зачем я это сейчас делаю. Она бы рожала естественным путем, а он сидел бы возле нее, держа ее за руку, глядел бы, как она тужится. Нет, он с ума бы сошел от страха, видя, как мучится Дженис. Он ведь всегда был порядочным трусом. Необходимо разыскать ее, объясниться с ней с глазу на глаз. Он мог бы выследить ее по телефонному номеру, который она ему оставила, но для такого дела телефонной компании потребуется предписание суда, и значит, это невозможно. Слишком долгий путь. Интересно, как спят старухи негритянки со своими стариками. Негритянки – это стихийная опора Демократической партии в народе, ее форпост на Севере. Все поставлено на широкую ногу – хорошая погода, два доллара за каждый голос – и машина будет работать бесперебойно. Новый мэр использует их на полную катушку, он хитрее прежнего и знает, как организовать женщин, которым не приносит удовлетворения их работа. Женщин, которые спят со своими неграми, не снимая рубашек, и держат под кроватью бутылку. Ну, давай же, мамочка! Это называется «охватить пенек». Теперь, в разгар зимы, они для этого и туалеты используют. Да, все вокруг только это и делают.
35 
