66 
Брейк подцепил меня взглядом, подобным аркану. Мы оставили Беннинга в коридоре. Он стоял хлипкой подпоркой у разрушающейся стены, прижимая к тощей груди свидетельство о браке, словно дар любви, или горчишник, или ценный банкнот, или все вместе взятое.
В моей машине было жарко, как в печке. Брейк стянул пиджак и свернул его на коленях. Его рубашка промокла от пота.
― Вы зашли слишком далеко, Арчер.
― Я считаю, что недостаточно далеко.
― Это потому, что на вас нет моей ответственности.
Я с ним согласился.
― Я не могу рисковать, ― продолжал он. ― Я не могу действовать, не имея улик. У меня нет ничего, что оправдывало бы арест миссис Беннинг.
― У вас против нее не меньше улик, чем против Алекса Норриса. А он до сих пор в тюрьме.
Брейк уперся:
― Он задержан без предъявления обвинения на двадцать четыре часа. Это законно. Но мы не можем подобным образом поступить с миссис Беннинг. Помните, она докторская жена. Я и так вывернулся наизнанку, пойдя к доктору. Он всю свою жизнь прожил в этом городе. Его отец двадцать лет был тут директором школы. ― Он добавил, защищаясь: ― Да и что мы против нее имеем?
― Вы обратили внимание на ее девичье имя в свидетельстве о браке? Элизабет Вьоновски. Оно упоминается в телеграмме. Она была любовницей Дюрано.
― В любом случае это не доказывает ничего в отношении Синглтона. Что мне кажется неправдоподобным в вашей истории, так это женщина, меняющая партнеров, как в чертовой кадрили. Так не бывает.
― Все зависит от женщины. Я знавал таких, которые держали на привязи сразу шестерых мужчин. Миссис Беннинг жила то с одним, то с другим. У меня есть свидетель, который заявляет, что она была любовницей Синглтона целых семь лет, с перерывами. Она вернулась к Беннингу, потому что нуждалась в помощи...
Брейк отмахнулся от моих слов, как от назойливых москитов.
― Ничего мне сейчас больше не говорите. У меня и так голова пухнет.
― У вас и у Алекса Норриса.
― Не давите на меня. Я веду дело так, как должен его вести. Если вы притащите ко мне миссис Беннинг, чтобы она сделала заявление, отлично, я ее выслушаю. Но я не могу гнаться за ней и сам тащить ее сюда. И доктора я не могу привлечь только на том основании, что его жена отправилась путешествовать. Ей никто этого не запрещал.
По его низкому покатому лбу бежал пот, оседая в бровях, как роса в густой траве. Глаза смотрели сумрачно.
― Это ваш город, лейтенант.
Я высадил его за зданием муниципалитета. Он не поинтересовался, что я собираюсь делать.
Глава 27
День клонился к вечеру, когда я выехал на океанский бульвар Арройо-Бич. Песок за шеренгой пальм был усеян телами, как поле битвы в пустыне. Море и небо сходились в голубой дымке, из которой выступала гряда индиговых островов. Над ними пылало солнце, изливая свою ярость на небесные склоны.
Я свернул на юг, втиснувшись в строй машин, двигавшихся бампер к бамперу, крыло к крылу, как отступающая армия. Ревматические деревья отбрасывали длинные барочные тени на кладбищенский холм. Тень от дома Дюрано тянулась к железной ограде, накрывая собой полпустыря. Я вырулил на обочину и остановился перед воротами.
На них по-прежнему висела цепь с замком. На столбе, под маленькой табличкой со стертой надписью: «Звоните, пожалуйста, садовнику», была кнопка.
Я три раза нажал на нее, не слыша звонка, и вернулся к машине. Через некоторое время на подъездной аллее, между стройными кокосовыми пальмами появилась кочерыжкообразная фигурка. Это была Уна. В ее походке чувствовалось раздражение.
Золотистая парчовая накидка блестела за узором ворот, как кольчуга.
― Эй вы, что вам нужно?
Я вылез из машины и приблизился к ней. Уна посмотрела на меня, потом на дом, потом опять на меня и опять на дом, как будто невидимые ниточки дергали ее в разные стороны. Вдруг она развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась прочь.
― Я хочу поговорить о Лео! ― крикнул я, перекрывая шум транспорта.
Имя брата вновь притянуло ее к воротам.
― Я вас не понимаю.
― Лео Дюрано ваш брат?
― Ну и что из этого? Мне кажется, я вчера отказалась от ваших услуг. Сколько раз я должна это повторить, чтобы вы перестали мне их навязывать?
― И Макс Хейс погорел на том, что продолжал их вам навязывать?
― При чем тут Макс Хейс?
― Сегодня утром он был убит. У вас на службе долго не задерживаются, и все ваши бывшие работники кончают одинаково.
66 
